Что руководило девочками? Полагаю, Дану Штефан заинтересовал только потому, что он приглянулся Магде. Юлия во всем следовала за Даной, а Клара и Мария уже были связаны по рукам и ногам угрозами разоблачения их «ненормальности». Магда, полагаю, не стала противиться, чтобы не выделяться и не привлекать лишнего внимания к своему тихо расцветавшему первому роману.

Как ни удивительно, только Кася приняла игру в обожание с благодарностью. Она будто ощутила поддержку в чувствах, переполнявших ее, мешавших полноценно жить. Кася считала себя недостойной счастья и в то же время иногда ловила на мысли, что Магда просто опередила ее, украла что-то ценное из-под носа.

Она стыдилась своих чувств, но не могла перестать их испытывать, мучения пронизывали все ее существование, отравляли каждую мысль. Только благодаря игре «ведьмы и священник» она находила утешение, выход для эмоций. В беспрестанном нервозном хихиканье, в смаковании мельчайших деталей встреч, в додумывании ничего не значащих жестов и взглядов — она не чувствовала себя одинокой, незаметной, а значит, была не такой безумной.

Но при условии всеобщего пристального внимания Магде все сложнее было обмениваться со Штефаном знаками взаимной симпатии. Тогда они решили тайно встречаться в старой капелле пансиона. Магда выскальзывала затемно, тогда, когда ей казалось, никто этого не замечает. Кася знала, но не подавала виду, боясь потерять последние крохи ее доверия.

Не думаю, что отношения этих новоявленных Ромео и Джульетты дошли до серьезных рубежей. Несколько раз мне доводилось наблюдать, как они тихо беседуют, переплетя озябшие лапки (Штефан пытался дыханием согреть красные пальцы Магды), или вальсируют между пустых скамей.

Их идиллия продлилась до самой зимы. Магда охладевала, как воздух. Тайные свидания постепенно теряли для нее вкус, а может, она просто поняла, что обозналась. Так бывает. Ее начали тяготить отношения с восторженным мальчиком, у которого не было ничего общего с придуманным ею же образом идеального спутника — «охотника на тигров».

Вместе с тем она, наконец, обратила внимание на то, что Кася, в отличие от остальных девочек, вкладывает в пустяковую игру совсем невыдуманные эмоции; Магда разглядела на ее лице следы страдания. Можно ли называть ее следующие поступки проявлением благородства? Сомнительно. Но тогда она сочла это самым верным выбором.

И так случилось, что однажды в капеллу отправилась не она, а Кася. Об этом мне стало известно уже гораздо позже — моя вина, при повторяющихся поступках испытуемых притупляется внимание экспериментатора.

Дневник Каси Монюшко также молчит о том периоде, потому мне не удалось установить, как именно Штефан воспринял подмену одной девушки другой. Даже в холодной полутьме старой капеллы Касю и Магду было весьма непросто перепутать. Может быть, в силу возраста и склада характера ему было не слишком важно, на кого распространять неутолимую жажду человеческого тепла. Как бы то ни было, план удался, и Кася вновь ненадолго стала счастливой.

Все это заговорщицы хранили в строгой тайне. Магда боялась, что на них с Касей падет неконтролируемый гнев Дануты, и обе они продолжили игру. Пожалела ли Магда о своем выборе? Думаю, все же нет.

Весь второй семестр игра набирала обороты. Главными соперницами, «гадюками» считались выпускницы того года, девочки годом старше. На них кидали взгляды, полные неприязни и угрозы, о них злословили, им подстраивали мелкие пакости вроде разлитых чернил или подмены соли содой.

Дана придумывала все новые и новые испытания «на силу обожания»: съешь кусок мела, если любишь Штефана; спи на полу, если любишь Штефана; проткни палец, если любишь Штефана. Такими глупостями никого не удивишь, они цветут буйным цветом в любой закрытой женской школе. Это искаженная форма никому не нужного самопожертвования, вплетенная в парадигму магического воздействия на равнодушный мир и помноженная на основы религиозного воспитания.