Это была правда, но под гнетом всего происходящего Клер тоже забыла о его состоянии. Шейн уже чувствовал себя лучше, но из больницы его выписали совсем недавно, и вряд ли ножевая рана, которая чуть не свела его в могилу, так быстро зажила.

Вот еще одна хорошая причина не возмущаться — без Шейна их способность дать отпор заметно снижена.

Ева забралась на стойку, нашла тарелки и передала их Клер. Потом Клер сменила Шейна у плиты и стала перемешивать комковатую массу, призванную исполнять роль подливки, хотя от одного взгляда на нее к горлу подкатывала тошнота.

— Насчет этой девушки... — сказала Клер Шейну.

— Какой девушки?

— Ну... ты знаешь. Там.

— Ты имеешь в виду эту кровопийцу? И что с ней?

— Она так смотрела на тебя...

— Что я могу сказать? Ну, смотрела.

— Шейн, это не смешно. Ты должен быть настороже.

— Я всегда настороже.

Вот уж чего о нем никак не скажешь! Клер почувствовала, как под его пристальным взглядом у нее заполыхали щеки.

— Ревнуешь? — Шейн медленно улыбнулся.

— Может быть.

— Ну и зря. Я предпочитаю леди, у которых бьется сердце. — Он взял ее руку и мягко сжал пальцами запястье. — Например, тебя. Правда, пульс что-то уж очень быстрый.

— Шейн, я не шучу.

— Я тоже. — Он придвинулся ближе. — Ни один вамп не встанет между нами. Веришь мне?

Клер кивнула. Она глядела в его глаза — темные, будто коричневый бархат, с тонким золотистым ободком — и не могла произнести ни слова. Почему она только сейчас заметила, насколько они прекрасны?

Дверь снова открылась, и Шейн отступил в сторону. Вошел Майкл и обратился к родителям Клер:

— Мистер и миссис Данверс, мистер Бишоп хочет, чтобы вы с ним поужинали. Но если вам пора домой...

Он рассчитывал, что они передумали? Клер его пустых надежд не разделяла. Едва только папе начинало казаться, будто происходит что-то странное, он переставал вести себя как здравомыслящий человек. Не обманув тревожных ожиданий Клер, он встал, держа в руке кофейную чашку.

— Я не против немного перекусить. Никогда не пробовал омлет, приготовленный моей дочерью. Кэти, ты идешь?

«Ни о чем не догадывается», — в отчаянии подумала Клер.

Но разве сама она не была такой же, когда только приехала в Морганвилль? Она тоже тогда не понимала откровенных намеков, не воспринимала всерьез прямых подсказок. Может, эта недогадливость у нее от родителей, наряду с чистой кожей и слегка вьющимися волосами? Хотя... ведь мистер Бишоп позабавился с их головами, это многое объясняет. И родители боялись за нее.

Проводив взглядом родителей, прошествовавших вслед за Майклом в гостиную, она помогла Еве разложить омлет, бекон и тосты на больших сервировочных блюдах — довольно милых, между прочим. Так называемую подливку они вылили в соусник — оставалось лишь надеяться, что сойдет. И понесли все это к столу.

И, что уже не раз бывало при необычных обстоятельствах, Клер поразила перемена в настроении дома — самого дома, а не людей в нем. Оно стало мрачным, холодным, пронизанным дурными предчувствиями, почти враждебным. И каким-то странным образом все эти темные чувства были направлены на вторгшихся вампиров.

Дом был обеспокоен и держался настороже. Прочная викторианская мебель выглядела съежившейся, искривленной, уже не излучала теплоты и гостеприимства. Даже лампочки горели тускло. Клер почти ощущала некое таинственное присутствие — как иногда чувствовала Майкла в те времена, когда он был призраком. Волосы на руках встали дыбом, по всему телу возникло ощущение «гусиной кожи».

Поставив омлет и бекон на стол, Клер попятилась. Никто не пригласил молодежь сесть, хотя у стола оставались пустые кресла, и она ретировалась на кухню, скорее радуясь возможности сбежать.