Сначала по мелочам, и почти неделю я считал, что обнаруживаю результаты проказ ведьмы или Киоко, возможно многомесячной давности; просто раньше не замечал. В глубине холодильника я нашел разбитую тарелку, под раковиной в ванной комнате пустую бутылку из-под водки. А между диванными подушками застрял клочок неоконченного письма. Листок был сложен, затем смят, и единственными словами были поспешно нацарапанные Дорогой Джейсон.

Но потом начало происходить то, что я не мог приписать ни ведьме, ни Киоко. Однажды я, как всегда, вышел утром из дома, погасив свет и выключив телевизор, а когда вернулся, все лампы горели, все три телевизора работали, из радиоприемника грохотал рок-н-ролл. А через несколько дней в моем почтовом ящике появился адресованный мне конверт. На строчках для имени отправителя стояло имя моего сына. Я разорвал конверт и раскрыл вложенное письмо. Целая страница была заполнена тремя повторяющимися словами: Я тебя ненавижу, Я тебя ненавижу, Я тебя ненавижу, Я тебя ненавижу…

Кто-то издевался надо мной.

В тот день в своем кабинете, листая газеты и журналы, я наткнулся на письмо. От Вирджинии. После таинственного послания, написанного невидимыми чернилами, я не видел ее и не получал от нее никаких весточек.

Дорогой Джейсон!

Просто захотелось черкнуть тебе пару строк. Желаю удачи. Пол передает тебе привет.

Вирджиния

Я поднес письмо к лампочке и с волнением смотрел, как появляются корявые коричневые буквы.

В твоем доме. Сегодня вечером.

Она узнала что-то важное и нашла способ поделиться со мной. Я позволил себе помечтать. Настроение резко улучшилось. Я сложил ее письмо и положил в карман. И ничего не писал все утро: несколько часов читал журналы, спокойно пообедал со Стэном в кафетерии, покинул кабинет рано и поехал домой. Я знал, что ждать придется долго, но не смог усидеть на работе. Уж лучше метаться по собственному дому. Кроме того, надо было успеть хоть немного прибраться. Я действительно запустил дом.

Я убрал гостиную, кухню, спальню, кабинет, ванную комнату. Приготовил макароны с сыром. Вымыл посуду.

Я ждал.

Я смотрел телевизор. Я ждал.

В дверь зазвонили лишь в двенадцатом часу. Я открыл и увидел их всех: Вирджинию и гостей с моей первой вечеринки. Я пригласил их войти и впервые осознал, что большинство этих мужчин и женщин кажутся мне знакомыми. Нет, не потому, что я встречался с ними на десятом этаже или на той вечеринке, а потому, что я видел их… где-то еще. Раньше.

Входя, Эрнест сердечно пожал мне руку. Он казался особенно знакомым. Он был похож на… Эрнеста Хемингуэя.

И почему я заметил это только сейчас?

Я внимательнее вгляделся в вереницу Писателей Писем. Некоторых я не определил, но не зря моей специализацией в колледже была литература. Во многих я признал знаменитых писателей. Лео с длинной густой бородой вовсе не походил на старого хиппи; он был похож на… Льва Толстого. Низкорослый горбатый Александр? Александр Поуп. Джеймс? Джеймс Болдуин. Билл? Уильям Берроуз.

Я повернулся к Вирджинии:

— Вы Вирджиния Вулф.

Она кивнула.

— А вы не знали? — хихикнул Берроуз, заметив мое изумление. — Вы не так сообразительны, как мы думали.

— Заткнись, — оборвала его Вирджиния.

— Сука.

У меня кружилась голова. Можно ли как-то тактично спросить о том, что меня волновало? Я ничего не придумал и просто выпалил:

— Что вы такое? Вы мертвы. Вы все мертвы. Вы… призраки?

Они дружно рассмеялись.

— Никто не умирает, — сказал Толстой с сильным акцентом.

— Не здесь, — добавил Амброз Бирс.

— Вы исчезли. Примерно в 1914 году. Никто не знает, что с вами случилось.