— Нет, — перебил его Шардон.

— В смысле?

— Мы не ценители. И ничего не собираемся вам продавать…

— Разве вы не привезли какие-то уникальные картины?

— Привез. Но не для продажи, а в подарок.

— Ого! Неужели вы проделали весь этот путь, любезнейший граф де Шардонье, лишь для того, чтобы подарить мне пару никчемных картин? Да-да, я прекрасно знаю, кто вы такие и откуда прибыли в мой замок. Вот только ума не приложу, зачем, но очень хотел бы это выяснить. Поможете?

Вот и раскрылся секрет того, почему они так легко получили аудиенцию у герцога-затворника.

— Я хочу попросить вас об услуге.

— И почему это я ничуть не удивлен?

— Наверное, потому что вы предполагали нечто подобное.

— Верно! — герцог рассмеялся, — Надо же, а вы, я смотрю, не любите ходить вокруг да около, граф, и сразу переходите к делу. А как же поговорить о погоде? Расспросить, как себя чувствует моя драгоценная супруга? Восхититься картинами и моим изысканным вкусом, похвалить стряпню повара и навешать мне на уши прочую словесную мишуру, как это обычно делается?

— Не вижу в этом смысла. Мы ведь оба знаем, что это будет обычная лесть и пустословие.

— Великолепно! Здорово! Просто превосходно! Продолжайте в том же духе, господин граф, и вы определенно сделаете мои серые будни чуточку интереснее. Итак?

— Я хочу попросить вас…

— Нет-нет! — замахал руками Блюберд, прерывая гостя, — Давайте хотя бы немного соблюдать правила этикета, и начнем с подарков. Да и мне любопытно, что же вы там привезли. Попробуйте-ка удивить меня еще раз, уважаемый граф!

Шардон молча подошел ко столу и выложил на него первую «картину».

— И что это? Похоже на пятно грязи…

— А вы присмотритесь повнимательнее.

— Оно… шевелится?

— Нет, просто кусается. Называется «Голодная зелень».

— Хм…

— А вот эта картина как раз ползает, если на нее попадают солнечные лучи.

На столе появилось еще одно пятно.

— Забавно… забавно…

Наконец, выложив все свои «козыри», граф отошел в сторону. Герцог достал моноколь и склонился над столом, разглядывая подарки. В одно из пятен он осторожно потыкал пальцем, затем обнюхал его…

— Как вы, говорите, называются эти полотна?

— Это творения коллегии авторов, называющих себя Пятнотворцами.

— Ага. Хм… Забавно. Очень необычный подход, да. Вот только… Это не то, что я готов называть искусством, понимаете?

— Да. Я уже понял, что вы предпочитаете портреты в реалистичной технике исполнения и анатомические статуи в классическом варианте, а не подобный постмодернизм и абстракцию.

— Нет, вовсе нет. Дело не в этом. Понимаете, граф, дело в том, что в этих… творениях… В них нет самого главного, того, без чего они остаются всего лишь необычными пятнами краски, а не превращаются в предметы настоящего Искусства!

— Не понимаю. Таланта мастера? Гармонии?

— Души! Вот что отделяет бездарную мазню от настоящих шедевров! Посмотрите на работы моего придворного художника Пигмальеро — да они же словно наполнены энергией жизни!

И словно в подтверждение его слов, статуя Имиры с едва слышным скрежетом камня о камень улыбнулась и полуприкрыла глаза.

— Да, я вижу.

— И тем не менее, ваши картины тоже весьма необычны. Уверен, вам стоило немалых трудов их раздобыть. И тем интереснее будет мне услышать вашу просьбу.