Взгляд сэра Жиля оставался еще сердитым, но он немного смутился.

— Ты хорошая девочка, — признал он почти против воли. — Но помимо того ты еще очень привлекательна, а тебе там придется встречаться с мужчинами, в жилах которых течет кровь конкистадоров. Об этом ты подумала?

Рэчел подняла свои красиво изогнутые брови.

— Я всегда считала, что они больше интересуются золотом, чем женщинами, — ответила она. — А я вполне могу постоять за себя, ты это знаешь. Я же работаю в театре, — помнишь об этом? — и там меня называют Снегурочкой.

— Что за чушь, — проворчал сэр Жиль. — И это написал тот самый тип, который, как все считали, влюблен в тебя. Что произошло? Вы поругались?

Рэчел промолчала. Нельзя же было сказать собственному любящему и старомодному дедушке такую правду. Статья Ли была продиктована сексуальным разочарованием, ибо благодаря Речел он открыл, что перед его обаянием вполне можно устоять. А он-то считал себя неотразимым!

Ей нравился Ли, и она получала удовольствие от того, что появлялась везде рядом с одним из самых молодых, многообещающих и привлекательных журналистов Флит-стрит. А со временем их встречи стали значить для нее и больше. Он был обаятелен и стал ей почти необходим. Потом, когда она смогла обдумать все происшедшее рационально, то поняла, как умно он действовал. Ли сразу угадал, что она не похожа на других знакомых ему девушек, и потому играл с ней по-другому, подходя к ней осторожно, почти незаметно, заставив даже поверить, что действительно ее любит.

Она пригласила его в Эбботс Филд на пару дней, хотя это получилось не очень удачно, как она вынуждена была потом признать. Модная одежда Ли, приобретенная в шикарных магазинах Лондона, его слегка нахальное очарование казались такими неуместными в этом доме, старомодном и изысканном. И, хотя сэр Жиль вел себя предельно вежливо. Рэчел все же поняла, что Ли не произвел на него впечатления. Рэчел была расстроена, но оптимистически пыталась себя убедить, что пропасть между ними не столь уж глубока. Дедушка и Ли, конечно же, принадлежат к разным мирам, но со временем они смогут найти общий язык.

Но возможности для проверки этого ее вывода не представилось. В следующий раз Ли пригласил ее к себе домой познакомиться с его семьей, как он сказал ей. Она с удовольствием приняла приглашение, но потом, по пути к его дому Речел засомневалась. Его обращение вдруг резко переменилось. Потом оказалось, что он не уверен в маршруте, что было, по меньшей мере, странно. А когда они подъехали к уединенному коттеджу и обнаружили, что он пуст, она все поняла и не обращала больше внимания на слабые извинения Ли и его уверения, что он перепутал даты. Было очевидно, что он снял дом на выходные. В конце концов, он признал это, забавляясь ее расстроенным видом, но явно сохраняя уверенность в том, что убедит ее стать его любовницей.

— Но я вовсе не хочу, чтобы это произошло таким образом, — наконец заплакала она. — Все это так грязно… и, если ты меня любишь, ты тоже не захочешь этого.

Воспоминание о том, как он засмеялся после этих ее слов, до сих пор заставляло ее внутренне содрогаться, как от прикосновения чего-то липкого к коже… Этот смех и его слова, сказанные потом, убили все чувства к нему, только еще зарождавшиеся в ней.

Статья о Снегурочке появилась через две недели после этого происшествия. Написана она была очень искусно, даже с юмором, но Рэчел почувствовала — что и входило в намерения автора — злой укол. В то время, когда женская красота столь ценилась в театре, Речел списывали со счетов, как мелкую натуру, наивную и фригидную. В театре догадывались о ее отношениях с Ли и потому все должны были счесть, что он знает, о чем говорит.

Однако его злой выпад неожиданно сработал против него самого.