Изменить размер шрифта - +
Он вышел на улицу, а женщина вернулась одна, тихонько напевая про себя что-то. Она прошла мимо стола, за которым сидела Рэчел. На мгновение их взгляды встретились — безразличный, безмятежный взгляд Вирджинии, исполненный спокойствия и радости, и растерянный — Рэчел. Потом Рэчел заставила себя отвести глаза и наклонилась, чтобы налить себе чаю, который совершенно не хотела пить — не просто не хотела, но не была в состоянии проглотить хотя бы каплю.

Рэчел закрыла чемодан и в последний раз осмотрела комнату. Она не оставила ничего, что принадлежало бы ей самой, но и не взяла ничего другого. Все вещи, когда-то принадлежавшие Хуаните, которая должна завтра приехать на церемонию венчания, и с которой она теперь уже никогда не встретится, висели в шкафу вместе с теми, которые входили в роскошное дорогое приданое, с такой радостью купленное для нее сеньорой де Мендоса.

Осталось только одно-единственное. Она расстегнула медальон, переданный ей Витасом в Диабло, и положила его на прикроватный столик, где его невозможно было не увидеть. Она не оставляла ни записки, ни объяснений. Возможно, и следовало бы сделать это, но она не знала, как и начать.

“Так лучше, — говорила она себе. — Просто убраться из его жизни”.

Она была не в состоянии оставаться и ждать дальнейшей еще большей боли.

Всю обратную дорогу от Вивавиченцио, пока Марк болтал с Хайме, Рэчел обдумывала, что ей делать дальше. Она знала, что на машине можно добраться до Боготы приблизительно за три часа, и что Хайме редко забирает ключи из своей машины. Она обычно оставалась стоять Во дворе. Следовательно, ей надо только дождаться, когда все в доме уснут, потихоньку спуститься и выйти из дома, чтобы воспользоваться этой машиной. Она может оставить ее в одном из гаражей в Боготе, и попросить вернуть ее Хайме, или хотя бы сообщить ему, где находится его машина.

Мысль о возвращении в Англию и о неизбежных объяснениях с дедом мало ее согревала, но ничего другого не оставалось. Посвятить в свои планы Марка она тоже не могла. Вероятнее всего, брат заявил бы ей, что она сама во всем виновата, раз связалась с таким человеком, как Витас де Мендоса. Теперь она начинала думать, что он был бы прав, говоря так.

Она старалась заставить себя думать именно так, старалась заставить себя рассердиться за ту боль, которую он причинил ей, потому что знала — спасение для нее только в гневе, в ненависти. Она не могла стать его женой и делать вид, что не замечает его измен.

Теперь она ни сколько не сомневалась в том, что связь его с Вирджинией установилась надолго, и что он не откажется от нее. Тем более, что приходилось еще думать о будущем ребенке. Рэчел болезненно глотнула. По крайней мере, теперь она знала, что у нее самой ребенка не будет. Она не носит ребенка Витаса, как это произошло с другой женщиной. Она подумала: бросила ли та своего мужа? Возможно, она уже ожидает развода, и, если Рэчел уберется с их дороги, Витас сможет жениться на Вирджинии.

Она подавила рвущееся рыдание. Она должна заставить себя понять, что ей еще повезло. Какая бы сложилась жизнь у нее с Витасом, если бы она вовремя не узнала правду насчет Вирджинии? Они жили совершенно по-разному, были совершенно непохожими людьми, не говоря уже о других вещах. Он увидел ее и захотел на некоторое время, но это вовсе не может быть основанием для постоянных и крепких, по-настоящему близких, отношений, какие необходимы ей. Напрасно она позволила себе поверить, что раз он сделал ей предложение, значит хочет быть с ней вместе, что она ему нужна по-настоящему. Она почти уже поверила, что ее собственная любовь может совершить чудо и превратить ее смуглого любовника-пирата, этого миллионера, бизнесмена и плейбоя в любящего мужа. Значит, она была просто дурой.

Речел приоткрыла дверь спальни и осторожно выглянула в коридор. Не было слышно ни звука. Она не спустилась обедать под предлогом головной боли.

Быстрый переход