Не было слышно ни звука. Она не спустилась обедать под предлогом головной боли. Ведь утром Витас обещал поговорить с ней, а она знала, что не сможет перенести эту встречу и разговор с ним. Она попросила, чтобы ее не беспокоили, и ее желание было выполнено.
Пробираясь на цыпочках по галерее к лестнице, она пожалела, что не может проститься с сеньорой де Мендоса.
Добравшись до основания лестницы, Рэчел почувствовала, что вся дрожит. Она неслышно прошла через холл к парадной двери и с удивлением обнаружила, что дверь была не заперта. Она повернула массивную ручку и тихонько вышла. Она уже сделала первые два шага, как вдруг услыхала шум приближавшейся машины. Рэчел застыла на месте. Бежать с тяжелым чемоданом в руке она не могла, просто бросить его тоже было невозможно и не было времени спрятать его так, чтобы его не заметили. Она растерянно огляделась, но мощный свет фар уже выхватил ее из темноты. Машина въехала под арку и остановилась у самого крыльца в нескольких ярдах от Рэчел, застывшей с глазами, расширившимися от ужаса. Она уже ничуть не сомневалась в том, кто был за рулем.
Витас неторопливо вышел из машины и направился в ней.
— Интересно, куда это ты направляешься? — В его голосе клокотал гнев.
— Я теперь отлично все знаю, — ответила она. — И потому возвращаюсь в Англию.
— Можно спросить почему?
Она пожала плечами.
— Я получила утром письмо от своего агента, — сообщила Рэчел. — Мне сделано потрясающее предложение на роль в новой пьесе. Это — шанс, который нельзя упускать. Потому я принимаю предложение.
— А как насчет более раннего обязательства — передо мной?
— Не думаю, что ты предлагал это всерьез. Я хочу сказать, — поправилась Рэчел, — что в этом больше нет нужды. Наверное, мне следовало сообщить тебе еще утром, успокоить тебя. Ребенка не будет, так что можешь за меня не беспокоиться больше.
— Не беспокоиться, — тихо повторил он. — Из всех грубых и жестоких вещей, которые ты мне наговорила, эти слова самые жестокие.
— Не смей говорить мне о жестокости! — воскликнула Рэчел.
— Что это значит?
— Не имеет значения, — пробормотала она измученно. — Ничто уже не имеет значения. Пожалуйста, отпусти меня.
Витас тихо выругался, нагнулся, вырвал из ее рук чемодан и отшвырнул его подальше в кусты.
— Ты никуда не едешь, — заявил он. — Без меня ты никуда не поедешь, ты слышишь меня, Ракиль?
Он поднял ее на руки и внес в дом, в салон, где бесцеремонно бросил на один из диванов.
— Как ты смеешь так со мной обращаться! — крикнула она. — Я свободный человек. Я…
— Ты будешь моей женой, — сказал он.
— Нет. — Она покачала головой. — Ты… ты слышал, что я сказала тебе, Витас? В этом нет больше нужды — нет нужды в притворстве. Я… я не беременна, и, значит, ты можешь сразу отказаться от этого фарса.
— Фарса? — недоуменно переспросил он. — Ты говоришь о венчании со мной, как о фарсе?
— Да, говорю, — крикнула Рэчел. — И в этом фарсе у меня даже не первая роль.
— А это что значит? — медленно спросил он. — Будет лучше, если ты объяснишь мне, Ракиль.
— Я видела вас, — устало проговорила она. — Я ответила на телефонный звонок у тебя в кабинете сразу после твоего ухода, и это звонила она… твоя Вирджиния. Она — женщина с фотографии, верно? Та самая, которую ты возил в Кордильеры?
— Да, — ответил он. |