Миссис Вейл была в восторге и не скрывала этого. Майкл всегда казался ей идеальным мужем для ее хорошенькой и ветреной дочки.

Однако в первое же Рождество после окончания школы к ним приехал Лайонел — и после этого Майкл, как и все прочие мужчины, для Моны перестал существовать. Точнее, остался лишь в качестве оселка, на котором она оттачивала свое остроумие.

Теперь она вспоминала, что он отвечал на ее подтрунивание удивительно добродушно. Быть может, оно его даже забавляло.

Никто больше во всем графстве не осмелился бы так разговаривать с человеком его происхождения и положения! Меррилы — старинный и знатный род, к тому же Майкл был сказочно богат.

«Забавно, — подумала Мона, — почему-то я привлекаю именно богачей».

Впрочем, трудно сказать, точно ли она привлекала Майкла. Он ни разу не заговаривал с ней ни о любви, ни о женитьбе и вообще по большей части хмурился и находил, в чем ее упрекнуть.

И никогда она не забудет, как ужасно повел он себя в те роковые дни, когда она, потрясенная и перепуганная случившимся, не в силах справиться с лавиной событий, бежала домой.

Внутри у нее все вопило и содрогалось от ужаса, но она была полна решимости этого не показывать и стояла у своего «позорного столба» с гордо поднятой головой.

За внешней бравадой скрывался мучительный страх, подобного которому она никогда не испытывала, — но кто мог об этом догадаться?

Для консервативного старшего поколения Мона Вейл воплощала в себе то, о чем они до сих пор лишь читали в газетах, — распущенные нравы нынешней «золотой молодежи».

Если бы все, кто осуждал ее тогда, знали, что газетные репортажи о трагедии она читала со слезами на глазах, что вечер за вечером, преклоняя колени у кровати, молилась о том, чтобы все это оказалось страшным сном, чтобы каким-то чудом время повернуло вспять!

— Боже… пожалуйста… прекрати все это… я больше не могу… Боже, спаси меня!

Но ее молитвы оставались без ответа, и каждое утро с газетных полос бросались ей в глаза заголовки:

Новые шокирующие подробности самоубийства в Челси! Сын известного жокея пал жертвой страсти!

Дорогие подарки титулованной любовницы!

При расследовании самоубийства в Челси обнаружен склад наркотиков!

В деле замешана знаменитая актриса!

Самоубийство в Челси раскрывает тайны высшего общества!

И не было конца этим «шокирующим открытиям», драматическим поворотам и грязным деталям, появлявшимся в каждом номере.

Что толку объяснять, что с несчастным самоубийцей Мона была незнакома и прежде ровно ничего о нем не знала?

Кому интересно, что она ничего не знала о связи хозяина студии в Челси с поставкой наркотиков? Что даже никогда не видела ни кокаина, ни героина, ни прочих зелий, в изобилии хранившихся в подсобке той самой студии?

Что толку повторять, что и с Джуди Коэн она едва знакома? И уж конечно не могла знать, что плохо выбритый румын, с которым она танцевала, незаконный сын известной актрисы от правящего восточноевропейского монарха.

Ее оправдания и уверения ничего не значили: люди верили тому, чему хотели верить, — а Мона пыталась смеяться над миром, не желающим слушать правду.

Это была ошибка; более взрослая и мудрая женщина предостерегла бы ее от этого. Но Мона не была еще ни мудрой, ни взрослой, и предостеречь ее было некому.

Поэтому она обедала и ужинала в фешенебельных ресторанах, позволяла фотографировать себя на улице и в квартире, за столом и на танцах.

У нее брали интервью, и она охотно отвечала на все вопросы: не только о громкой трагедии, оккупировавшей первые страницы газет, но и о текущих событиях, о нравах аристократии, о современных женщинах и бог знает о чем еще.