— Ты хочешь сразу получить остальное?

— Только если ты этого хочешь.

Он застонал, услышав этот ответ, потом засмеялся, упал на нее, и любил ее с такой силой, будто от этого зависело, жить им или умереть. Это был не тот момент, чтобы допытываться, почему она совершила то, что совершила. Страсть, бушевавшая в их крови, исключала все остальное.

Глава 18

Прохладный ветерок ворвался в открытое окно, первый бриз за последние сутки. Свечи на столе затрепетали и разом потухли.

Ройс встал, чтобы принести свечи из коридора и зажечь их от свечи у кровати, и Кристен сразу озябла, едва его теплое тело перестало ее касаться, а ветерок еще больше остудил ее влажную кожу. Она бы с удовольствием сейчас заснула, но он и не собирался этого делать.

Кристен перевернулась на бок, чтобы видеть, как он идет к двери, а слабый свет луны, проникавший через окно, освещает ему путь. О чем он думает, что он чувствует?

До недавнего времени она не могла этого знать. Но сейчас у нее, по крайней мере, появилась причина сомневаться в том, что он все еще злится, — ведь после того, как они любили друг друга второй раз, он уже не выпускал ее из объятий.

Этот второй раз случился почти сразу после первого, так что Кристен едва успела вернуться на землю после удивительных новых ощущений, чтобы сразу попасть в полон его страсти. Она улыбнулась и, кажется, поняла, почему ее родители так много времени проводили в спальне. Бренна пыталась ей объяснить, но не умела найти подходящих слов, чтобы описать это блаженство.

Ройс вернулся со свечой, которую он прикрывал рукой. Он даже не накинул на себя ничего, выходя из комнаты. Его нагота совсем не смущала его, так же как ее не мешала ей. Ей больше мешала его нагота, вернее, она боялась возбудиться снова, хотя все ее желания были как будто удовлетворены.

Его тело — это скульптура из кожи и сильных мышц. Он не столь изыскано строен, как его кузен, но высок и силен, и Кристен знала, что никогда не сможет досыта насмотреться на него.

Свечи снова горели, и Ройс сел на край кровати. Кристен протянула руку, погладила его спину и бедра, но тут же ее отняла, как только он посмотрел на нее.

— Почему ты перестала?

— Я не знаю, нравится ли тебе, когда я прикасаюсь, — призналась она. — В моей семье принято целоваться и обниматься, подтверждать свою любовь прикосновениями. Но если ты не привык к этому, ты сочтешь меня дерзкой.

— Я и без того считаю тебя дерзкой, девка, — с легкостью сказал он, лег рядом, опираясь на руку и рассматривая ее. — Господи, я еще не встречал никого, кто проявлял бы свою любовь так явно, не стыдясь. С тобой мне доже хочется, чтобы я действительно мог ответить на твою любовь, дать тебе то, что ты даешь мне.

Кристен закрыла глаза, надеясь, что он не заметил разочарования, которое охватило ее после этих слов. Он мог бы и не говорить, что он не может любить ее. Мог бы держать это при себе и позволить ей надеяться.

Она открыла глаза и взглянула на него. Ее гордость была задета.

— Почему ты говоришь о любви? — нарочито холодно спросила она.

Она увидела, как он вздрогнул и хмуро посмотрел на нее. Это хорошо. Значит, она рассчитала правильно, его гордость тоже задета, и он не смог этого скрыть.

— Я должен уточнить, — сказал он сдавленным голосом. — Ты ведь не сказала, что любишь меня, или сказала?

— Нет, не сказала. Мне нравится твое тело, но это единственное, что нас объединяет.

— Так, — с издевкой произнес он. — Хорошую шлюху ты выдаешь за девственницу.

Кристен задохнулась от возмущения. Она была сыта по горло его пренебрежением, у нее не было больше сил сносить эти обиды, да и причина уже исчезла.