Несколько
мгновений она стояла, тупо глядя на дверь, не зная, было это или не было
и существовал ли Чад Диллон вообще.
Что он за человек? При первой встрече он показался ей неопрятным и
даже опасным. Но он так сумел войти в ее положение, проявил такое
участие, что она изменила свое мнение. К тому времени, когда он оставил
ее в больнице, она считала его хорошим, но простым человеком, и вот
bwep` он открылся с новой стороны. Он был элегантно и изысканно одет,
его манеры свидетельствовали о хорошем воспитании, о его обаянии не
стоит и говорить. А этот поцелуй...
Он ее заинтриговал, этого нельзя отрицать. Ведь она так и не знала,
где он живет, чем зарабатывает на жизнь. Он по-прежнему оставался для
нее незнакомцем, который заглянул в окно ее автомобиля.
Но ведь она ответила на его поцелуй со страстностью, какой даже и
не подозревала в себе. Она никогда не считала себя особо чувственной. У
них с Грегом была умеренная, спокойная половая жизнь, хотя, возможно,
порой они занимались любовью как-то слишком торопливо. Она никогда не
испытывала того возбуждения, какое нашло на нее вчера, когда ее
поцеловал Чад. Она делила с Грегом постель, потому что это было частью
ее любви к нему. Но сейчас у нее вдруг возникло предчувствие, что
близость с Чадом может превратиться в нечто такое, чего она даже не
могла вообразить. Это будет что-то самоценное, в чем будет вся ее жизнь.
Он ушел, а она еще долго ощущала приливы возбуждения, доселе
незнакомого ей, у нее сосало под ложечкой, ныла грудь, в горле стоял
ком.
Она легла в постель; ей было приятно ощущать мягкость простыней на
бедрах и икрах. От ее волос исходил еле заметный запах его душистого, с
лесным запахом, одеколона. Она ворочалась в кровати, и каждое
прикосновение ночной рубашки к груди заставляло ее с новой силой ощущать
прилив желания. Она, попыталась унять волнение, прижав к груди подушку,
но была разочарована ее податливой мягкостью. Разве можно сравнить с
твердой, мускулистой грудью Чада!
С невиданной прежде остротой она ловила каждый звук, каждый запах,
каждое прикосновение; ее язык желал вновь и вновь ощущать сладостный
вкус Чада, и она то и дело облизывала губы, слегка припухшие от поцелуя.
У нее было впечатление, что ее чувства, долгое время находившиеся в
спячке, вдруг ожили и закружились в водовороте новых, неиспытанных
страстей. Ее мысли уносились в долину сладострастных грез.
Она хотела мужчину.
Ее лицо залила краска стыда, и она головой зарылась в подушку,
прижатую к груди. Господи, когда же это было в последний раз? Больше
года назад. Она умирала от смущения, ей казалось, что молодой матери
негоже думать о подобных вещах, но она твердо знала, что хочет ощущать
мужчину рядом с собой, внутри себя.
Нет, не просто какого-то мужчину. |