Он постоял минутку, затем спокойно удалился.

Оставшись одна, она сорвала с себя шелковый капот и бросилась ничком. Ее большие глаза были полны слез, которые она силилась удержать, и жгли и жалили. Ее руки сжимались и разжимались в ярости.

– Бог мой, – произнесла она сдавленным голосом, в глубине которого слышалась острая боль. Она начала смеяться тихим беззвучным смехом, который бешено сотрясал ее тело. Когда смех замер, слезы полились.

Роберт с письмом Тони в руках стоял у окна. Он переживал особое чувство удовлетворения. Наконец он был свободен.

ГЛАВА XVI

Трус всегда становится храбрым, когда у его противника связаны руки.

Мэннерс, прежде горничная, а ныне суровый верховный хранитель гардероба, обратила внимание леди Сомарец на состояние здоровья Тони.

– Мисс Тони нездорова, сударыня, – сказала она, помогая своей госпоже делать дневной туалет. – Парсонс говорит, что она ест меньше воробья, а вид у нее такой, как будто она никогда не спит.

– С этой девочкой постоянно горе, – заметила леди Сомарец раздраженно. – Надеюсь только, что она не больна какой-нибудь заразной болезнью?

– Нам трудно судить, сударыня, – уклончиво ответила Мэннерс. – Я думаю, что это не то: на мой взгляд – это скорее что-нибудь нервное.

Леди Сомарец послала за Тони.

– Ты здорова?

– Благодарю вас, тетя Гетти, вполне.

– Ты выглядишь ужасно худой и маленькой. – Она бросила недовольный взгляд на хрупкую фигурку Тони в ее старом бумажном платье. – У тебя разве нет другого утреннего платья?

– Нет, к сожалению.

– Ты бы лучше сказала Мэннерс, чтобы она тебе приготовила другое, и заодно стала бы принимать какое-нибудь лекарство.

Пока этого казалось достаточно, затем мысль о нездоровье Тони была выкинута из головы.

Другой вопрос стал на очередь: что делать с Тони? Леди Сомарец не имела желания оставить Тони в городе на всю зиму, а Фэйн не собирался держать открытым Уинчес только для того, чтобы там могла жить его сестра.

– Нельзя ли найти для нее где-нибудь место, за границей, конечно? Здесь это было бы неудобно, но во Франции или Германии, может быть? Знакомым можно было бы сказать, что она уехала в гости на долгий срок, – предложил Фэйн. – Вы ведь знаете, тетя Гетти, что обязанности по имению и всякие другие именно сейчас страшно навалились на меня.

Предложение Фэйна было как раз тем, чего ждала леди Сомарец. Она вполне согласилась с ним, потому что это избавило ее от неприятностей и, кроме того, снимало с нее всю ответственность за последующее.

– Отличная мысль, – сказала она. – У меня есть друг, вернее сказать, почти друг, – она была когда-то компаньонкой моей сестры, – благоразумное и достойное существо. Она живет в Шлезвиге, кажется. Я напишу ей и буду просить достать какое-либо место для Тони. Говорить об этом, милый Фэйн, не следует. Еще хватит времени сообщить об этом Тони, когда уже все будет устроено.

Фэйн согласился и, насвистывая, вышел из комнаты.

Он был эгоистом от природы, но никогда сам не решился бы на поездку Тони за границу. Он бы всесторонне обсудил, будет ли это «подходящим» и что будут про него говорить, если все станет известным.

Решение тети Гетти рассеяло его неприятные мысли, и он почувствовал определенное облегчение. От Тони все равно не было никакого толку. Даже Долли Десанж, легкомысленнейшее существо на свете, и та жаловалась, что Тони неинтересна. Она была некрасива, друзей у нее не было, она была отсталой в их собственном кругу, – спокойная жизнь за границей будет как раз для нее.