Изменить размер шрифта - +
Отдельная жизнь не ценилась даже самой этой жизнью.
 
Бессмертие вида — вот к чему они инстинктивно стремились, чему приносили в жертву каждого в отдельности.
 
— Ни на животной, ни на разумной ступени развития у нас никогда не было царей или цариц, — рассказывал Семен Семенович, — мы вообще никогда не знали тиранов, у нас это невозможно. Мы никогда не знали войн — у нас это невозможно. Мы никогда не могли убить себе подобного, хотя старательно удалялось все, не нужное сообществу.
 
Я позволил себе перебить его:
 
— Как это — удалялось, куда?
 
— Удалялось из колонии… Ну, изгоняли, что ли.
 
— Без права вернуться?
 
— Да, конечно.
 
— Отдельно они могли существовать — на той стадии развития?
 
— Нет, в одиночку наши предки погибали.
 
— Значит, все же убивали.
 
По его лицу словно тени прошли.
 
— Пусть так, — неохотно согласился Семен Семенович.
 
— Кого-нибудь у вас чтили больше, чем других?
 
— Мать. Ту, что давала жизнь.
 
— Простите, харисяне — живородящие или яйцекладущие?
 
— Все мы вышли из яйца, — туманно ответил Семен Семенович. Я не стал уточнять. — Мать клала яйца. Кстати, тогда харисяне были значительно мельче, величиной с ваших пингвинов. Свой рост и внешний вид они усовершенствовали впоследствии направленной изменчивостью. По своим понятиям красоты и целесообразности.
 
— Фактически мать и была вашей царицей, — предположил я.
 
— Нет, нет, — категорически возразил Семен Семенович. — Мать сама подчиняется мудрой силе общины, как и любой из его членов. Если она не могла, как это следует, исполнять обязанности рода, ее заменяли другой.
 
— А мать прогоняли?
 
Семен Семенович глянул на меня укоризненно.
 
— Ни мать, ни любого полезного члена общества, заболевшего или состарившегося, у нас не изгоняли даже на заре цивилизации. Их заботливо кормили, за ними ухаживали до их естественного конца. Изгонялись лишь… — Семен Семенович запнулся. До чего ему не хотелось об этом говорить. Но я, видимо, должен был знать, и он продолжал рассказывать. — Изгонялись непохожие…
 
— Что?
 
Я был потрясен до глубины души и только смотрел на него молча и с ужасом.
 
— Вот почему наше развитие, как существ разумных, началось с архитектуры. Заботиться о красоте и рациональности постройки, в которой живет и трудится род, нам было присуще всегда. Потом уже развились математика, механика, физика, химия, биология, медицина, география, астрономия и другие науки. Науки у нас развивались быстро и скоро. Об ученых заботились, как и о матери.
 
— А искусство? Есть у вас искусство? — потрясенно вскричал я. Семен Семенович грустно покачал головой.
 
— У нас могло бы быть искусство, как и у землян. Но мы не дали ему развиться. Как и на заре цивилизации, так и в ее расцвете харисяне последовательно и настойчиво уничтожали все непохожее. А искусство — это и есть непохожее…
 
Познавший Землю оживился.
Быстрый переход