Надолго ли? Гений, творящий под вечной угрозой лишиться души.

 

Я невольно содрогнулся.

 

— Потрясающе! — воскликнул Яша. Уилки от восторга не находил слов. У Ренаты, кажется, перехватило горло. Она уцепилась за меня, другую руку прижала к горлу. Даже флегматичный Харитон был взволнован.

 

Всю ночь мы работали, переправляя записи структур в приготовленное убежище.

 

Хранитель упаковывал «катушки», Яша, Рената и я грузили их на нечто, подобное «вагонеткам», с той разницей, что они просто парили в воздухе и сами проходили путаный путь под землей до выхода, где их поджидал планетолет.

 

Семен Семенович и Харитон совершали рейсы до убежища, устроенного где-то в горах. К утру мы переправили значительное количество записей харисян, остались целиком «катушки» с записями землян.

 

Семен Семенович отпустил нас отдохнуть. Почему-то нам приготовили постель в одной комнате всем, но мы так устали, что не обратили на это внимания и мгновенно уснули. Мы проспали не более четырех часов, когда нас разбудил Семен Семенович. Он был очень бледен и сказал, что надо спешить, так как в городе неспокойно: вышли харисяне.

 

Мы наскоро поели каких-то фруктов, хлеба и яиц. С улиц доносился протяжный нарастающий шум. Я хотел выйти на открытую галерею, но Семен Семенович воспротивился. Он боялся, что меня увидят, и это увеличит раздражение.

 

Но когда мы стали спускаться в хранилище, он открыл дверь на одну из террас, почти закрытую изображением какого-то математического символа.

 

— Можете посмотреть, но осторожно, не высовывайтесь, — сказал он нам тихо.

 

Как он сегодня был тих. Вот что мы увидели, спрятавшись за темным символом. Мы увидели безостановочный ход обгоняющих друг друга харисян.

 

Утро было очень жаркое. На знойном раскаленном небе ни облачка. Крылья харисян отливали на солнце золотом. Одни бессмысленно кружили по огромной площади, другие стояли покачиваясь или куда-то стремительно бежали. Иногда они обменивались на бегу прикосновениями антенн, после чего гнев их (даже мы понимали, что это была гневающаяся толпа) угрожающе нарастал.

 

Толпа харисян на глазах увеличивалась, расширялась, покачивалась, некоторые взлетели и парили над площадью невысоко, но большинство уже утеряли способность летать, — словно куры, — и только раскачивались. Гул стоял, как на птичьем базаре, где скопились сотни тысяч птиц.

 

Рената вскрикнула от ужаса. «Пошли», — напомнил Семен Семенович. Мы продолжали спуск.

 

Солнце и ветер проникали в световые проемы, и на сквозняке — в зданиях харисян вечно дуют сквозняки — плясали в озарении солнца скопления пылинок.

 

Хранитель был невозмутим, как и вчера, как будто там, на площади, ничего не происходило. Он приготовил для нас новые упакованные тюки. На этот раз это были записи структур людей, вынести их сегодня было значительно трудней…

 

Растерянный Семен Семенович предложил подождать. На что он надеялся?

 

Мы перетащили тюки в планетолет, укрытый на крыше среди паутины спиралей, нитей, причудливых символов. Все было готово к отлету, но, видимо, заговорщики боялись привлечь внимание. Мы опять спустились вниз, в сумрачный и пустынный зал, где находились Всеобщая Мать, Победивший Смерть и Покоривший Пространство.

 

Они сидели молча — сложенные крылья ни дать ни взять сероватые фраки, — поблекло их золото, руки бессильно опущены, а янтарные глаза потемнели и встревожены.