— Но ведь они бессмертны! — удивился Уилки.

 

— Если слишком большой стресс, сердце не выдерживает… разрывается.

 

— Тогда зачем… — прошептала Рената и отвернулась.

 

Мне самому хотелось отвернуться, но я был ученый, я был на неизвестной планете. Я обязан смотреть, и я заставил себя смотреть. Уилки был только астроном. Он отошел в сторону и остановился там, сжав зубы.

 

Я видел, как харисяне отрывали им антенны, как сжимали их в плотном кольце все теснее и теснее. Я видел поднятую руку Всеобщей Матери с коробкой в виде красноватого плода — она не хотела обманывать свой род, оставляя за собой возможность нового воссоздания.

 

Запись копии вырвали и растоптали. Затем раздавили самый подлинник — единственный, неповторимый, непознанный.

 

С Матерью погиб и Победивший Смерть. Он думал, что харисяне не посмеют посягнуть на того, кто даровал им бессмертие, и он сможет защитить Мать.

 

— Пошли, — сказал Семен Семенович.

 

Мы сели в планетолет. Покоривший Пространство сам включил двигатель и, уже не опасаясь ничего, сделал медленный круг над площадью. Толпа харисян медленно, как кровь от остановившегося сердца, отливала от площади, оставляя позади себя сотни умирающих и умерших.

 

Семен Семенович был прав.

 

Планетолет несся над лесами и над водами, а я все думал о происшедшем. Темна, сложна и непонятна для нас, людей, их психология. Что это было! Месть, расплата, отчаяние? Силы слепого инстинкта? Биологическая или социальная загадка?

 

Убежище было скрыто далеко в горах. Огромный лабиринт с мощнейшим оборудованием по воссозданию структур. Вокруг простирались непроходимые леса.

 

К нашему удивлению, мы увидели на зеленом склоне горы наш бревенчатый дом. Его уже переправили сюда. Семен Семенович поселился с нами, заняв отдельную угловую комнату за библиотекой. Он сразу после ужина ушел к себе. Мы остались одни. И тогда, в первый же вечер, безмерно усталые, измотанные до предела, мы схватились с Харитоном.

 

Он вдруг заявил, что мы не должны принимать никакого участия в «спасении» этой цивилизации, так как мы не можем знать истинного положения вещей.

 

— То есть как? — удивился я.

 

— Что мы о них знаем? То, что нам счел нужным рассказать этот подозрительный Семен Семенович?

 

— Подо… зрительный?!

 

— Я вообще не верю, что он харисянин. Ему не верю, и баста! Познавший Землю, четыреста лет на Земле — бред какой-то. Что мы поняли в сегодняшних событиях? Может, это революция? А мы укрылись с владыками и собираемся помочь им? Непохожие!!! — Он возмущенно фыркнул. — Гитлер был тоже непохож на обыкновенного немца. А Муссолини — разве это было типично для итальянского народа, простодушного и веселого?! Может, эти харисяне до смерти рады, что избавились от этих «непохожих», а мы поможем их возродить? Послужим делу реакции?

 

— Нельзя же проводить прямую аналогию с Землей! — рассердился я.

 

— Я только хочу сказать, что не желаю вслепую помогать неизвестно кому. Мне надо разобраться.

 

— Разве можно что-нибудь понять в их устройстве? — вмешался Уилки. — Чужая и чуждая цивилизация.