На людях были грубые рабочие туники. Выглядели они уставшими.

    Воздух был пропитан сильными запахами дерева и рыбы.

    Рынки Лауриса не изобиловали тонкими и изысканными товарами. Здесь редко отыщешь мотки горианской золотой нити для вышивания, массивные, с крышкой, серебряные кубки из Тарны, доставленных из Шенди резных миниатюрных пантер с глазами из крохотных, горящих на солнце рубинов, мускатный орех и корицу, гвоздику и горький перец, привозимые из Бази, благовония с Тироса или темные, выдержанные вина и тончайшие прозрачные шелка, которыми так славится избалованный роскошью Ар. Жизнь в Лаурисе и в землях, лежащих к северу от него, даже по горианским меркам отличается своей скудностью.

    И конечно, выводимые на берег с баржи обнаженные невольницы вызвали всеобщее любопытство.

    -  Тал, кейджеры! - крикнул нам какой-то молодой парень.

    Юта сквозь металлические прутья клети помахала ему в ответ.

    Мужчины в толпе приветствовали ее жест радостными восклицаниями.

    -  Поменьше улыбайся, - предупредила ее Лана. - Мало приятного быть проданной в Лаурисе.

    -  А мне все равно, где меня продадут, - беспечно ответила Юта.

    -  В демонстрационной шеренге ты стоишь ближе к концу, - успокоила ее Инга. - Тарго не захочет тебя продать прежде, чем мы достигнем Ара. Если он и выставит кого-нибудь здесь на продажу, так это тебя, Эли-нор. Ты ведь всего лишь необученная дикарка!

    Меня захлестнула волна ненависти к этой глупой болтливой вороне.

    Однако в глубине души я опасалась, что она совершенно права. Я внезапно почувствовала страх, что меня могут продать здесь, в этом затерявшемся среди бескрайних северных лесов небольшом речном городишке, и мне до конца дней суждено будет оставаться рабыней у какого-нибудь полунищего рыбака или дровосека, проводя свою жизнь в приготовлении ему пищи и убирая его утлую лачугу. Нечего сказать, прекрасная перспектива для Элеоноры Бринтон! Нет, я не должна быть выставлена здесь на продажу! Ни в коем случае не должна!

    Один из помощников капитана подошел и тяжелым ключом отпер замок на запорах невольничьей клетки.

    -  Рабыням - выйти из клетки! - скомандовал старший охранник. - Построиться в один ряд!

    Боски были уже запряжены в фургоны.

    Нам по очереди выдали наши рубахи и набросили на шею петли длинного ремня для построения невольничьего каравана. Руки и ноги нам оставили несвязанными: куда убежишь в Лаурисе? Куда здесь вообще можно убежать?

    Шагая у левого борта своих фургонов, мы сошли с баржи на берег.

    Я увидела длинные мостки из бревен, ведущие с пристани к дощатым переходам между складскими помещениями - настоящую вымощенную досками улицу, петляющую между бесчисленных строений.

    Построенные в цепь, мы пошли по этой улице.

    Мне понравился воздух Лауриса, насыщенный свежестью полей, запахом реки и свежеструганой древесины. Откуда-то доносился аромат жареного мяса.

    Следуя за своими фургонами, мы прошли мимо вереницы широких, прочных повозок, на которые рабочие укладывали тяжелые гранитные блоки, добытые и обтесанные в каменоломнях Лауриса; миновали целые горы огромных бочек, заполненных солью и рыбой; обошли приготовленные под погрузку тюки со шкурами слипов и пантер, в великом множестве поставляемые в город местными охотниками-промысловиками. Проходя мимо, я потрогала рукой одну слиновую шкуру. Мех на ней показался мне приятным на ощупь.

    Повсюду вдоль дороги нас провожали взглядом работавшие мужчины.