В глазах у него потемнело, лицо девушки расплывалось, вместо него он видел лишь бледное пятно. Горло сжал спазм. Он сделал судорожный вздох. Воздуха катастрофически не хватало.

Она что-то сказала. Он услышал лишь конец.

— …Позвать Талливера.

Гидеон заставил себя сконцентрироваться. Он сжимал губы, тщетно стараясь что-то сказать. Он не хотел, чтобы она звала Талливера. Талливер даст ему опий, запрет чудовищ в его голове.

— Нет.

Он еще раз втянул воздух сквозь стиснутые зубы. Тьма сгущалась.

— Не надо Талливера. — Он мог лишь молиться о том, чтобы так оно и случилось. — Это пройдет.

Сколько раз он повторял эти слова. Но все меньше и меньше верил в это.

«Я не безумен. Я не безумен».

Рука в перчатке цеплялась за потертую кожаную обшивку сиденья. Он сражался за ясность рассудка. За власть над своим сознанием. За спокойствие.

Демоны были слишком сильны. Ужасные, визжащие фантомы в его голове бунтовали против него.

«Я в Англии».

«Я спасен».

«Я свободен».

Он повторял это, словно мантру. Раз за разом. О какой свободе он мог говорить, если зловещие демоны следовали за ним по пятам, не отпуская ни на миг?

— Пожалуйста, позвольте мне позвать Талливера.

Девушка плыла к нему сквозь мутную воду, В последнюю минуту он понял, что она собиралась постучать по потолку салона и остановить карету.

— Нет!

Говорить было чертовски трудно. Если бы он был один! Но то, что нельзя излечить, надо выдержать. Старый афоризм, любимый афоризм его няни. Этот афоризм помог ему найти слова для объяснения. Даже если каждое слово резало горло, как разбитое стекло.

— Талливер даст… опий.

Опий заставлял его забыться. И кошмары, которые вызывал наркотик, угрожали свести его с ума. В буквальном смысле.

Чариз нахмурилась:

— Если он вам поможет…

— Нет! — снова закричал он.

Чариз отпрянула. Господи, только бы взять себя в руки. Он еще раз попробовал вдохнуть глубже, чтобы усмирить бешено бьющееся сердце.

Чариз испуганно смотрела на него. Он презирал себя, когда его… идиосинкразия доставляла неудобство другим.

Он пытался внушить себе мысль, что должен уверить ее в том, что бояться ей не следует. Если только она не станет к нему прикасаться. Слава Богу, после первой робкой попытки успокоить, она больше не дотрагивалась до него.

Что он собирался ей сказать? Мысль ускользала, как легкая дымка тумана.

Верно. Талливер. Он взял себя в руки и заговорил тихо и резко:

— Здесь никто ничего не может сделать. Лучше всего… — Он замолчал, отгоняя наступавших дьяволов. — Пожалуйста, не обращайте на меня внимания.

— Это не поможет.

Сквозь наступающий хаос он услышал твердость в ее голосе.

Тело его свело судорогой. Живот вздымался. Его бросало то в жар, то в холод. Он обхватил себя руками, но это не могло остановить конвульсий. Этот приступ был особенно коварным.

Будь он один, терпел бы боль. Но если его вырвет прямо на нее, ей это вряд ли понравится. Придется принять опий.

— Вы можете остановить карету? — стуча зубами, проговорил он.

Слава Богу, она не стала задавать лишних вопросов и ударила по потолку. В глазах у него потемнело.

Дверь распахнулась. Талливер поставил перед ним таз.

— На этот раз дело плохо, парень, — бесстрастно сказал он, когда Гидеон судорожно сжал таз руками.