|
— Все было тихо. Владычица, — заверили они Моргейну. — Может, тебе приснился скверный сон? — Если это вправду и был сон, то он приснился не мне одной, — но и Вране тоже, — сказала Моргейна, глядя на безмятежные лица девушек. С каждым годом ей все сильнее казалось, что жрицы из Дома дев выглядят все моложе и все больше походят на детей… Ну разве можно доверять им священные тайны? Они же сущие девчонки! Девушки с едва оформившейся грудью… что они могут знать о жизни Богини — жизни мира? И снова оглушительный вопль разнесся над Авалоном, грозя переполошить всех вокруг. — Вот! Теперь вы слышите! — воскликнула Моргейна. Но девушки лишь испуганно уставились на нее. — Неужто ты грезишь с открытыми глазами, Владычица? — спросила одна из них, и Моргейна поняла, что на самом деле этот крик горя и ужаса был беззвучен. — Я войду к ней, — сказала Моргейна. — Но тебе нельзя… — начала было какая то девушка, и тут же попятилась, позабыв закрыть рот — словно лишь сейчас осознала, с кем она говорит. Моргейна прошла мимо девушки, согнувшейся в поклоне. Врана сидела на кровати; ее длинные распущенные волосы спутались, а в глазах плескался ужас. На миг Моргейне подумалось, что старой жрице и вправду приснился кошмар, что Врана странствовала дорогами сновидений… Но Врана покачала головой. Нет, она совсем не походила на человека, который никак не может отойти от сна. Врана глубоко вздохнула, и Моргейна поняла, что жрица пытается заговорить, преодолев годы молчания; но голос словно не желал подчиняться ей. В конце концов, дрожа всем телом, Врана произнесла: — Я видела… видела это… предательство, Моргейна, предательство проникло в самое сердце Авалона… Я не разглядела его лица, но я видела в его руке великий меч Эскалибур… Моргейна успокаивающе вскинула руку и сказала: — На рассвете мы посмотрим в зеркало. Не надо, не говори — не мучай себя, милая. Врану все еще била дрожь. Моргейна крепко сжала руку Враны и увидела в колеблющемся свете факела, что собственная ее рука сделалась морщинистой и покрылась старческими пятнами, а пальцы Враны напоминают узловатые веревки. «Мы с ней пришли сюда юными девушками из свиты Вивианы; и вот мы обе — старухи… — подумала Моргейна. — О, Богиня, сколько же лет прошло…» — Но я должна говорить, — прошептала Врана. — Я слишком долго молчала… Я продолжала безмолвствовать даже тогда, когда боялась, что это произойдет… Слышишь гром и грохот ливня? Приближается буря, буря, что обрушится на Авалон и смоет его… и тьма опустится на землю… — Ну что ты, что ты, милая! Успокойся, — прошептала Моргейна и обняла дрожащую жрицу. Может, Врана повредилась рассудком? Может, это было лишь наваждение, горячечный бред? Ведь никакого ливня нет! Над Авалоном светила полная луна, и яблоневые сады белели в ее свете. — Не бойся. Я останусь здесь, с тобой, а утром мы посмотрим в зеркало и узнаем, что же случилось на самом деле. Врана улыбнулась, но улыбка ее была печальна. Она забрала у Моргейны факел и погасила его; и во внезапно воцарившейся тьме Моргейна увидела сквозь щели отдаленную вспышку молнии. Мгновение тишины — и донесшийся откуда то издалека приглушенный раскат грома. — Это был не сон, Моргейна. Буря надвигается — и мне страшно. У тебя больше мужества, чем у меня. Ты жила в миру, ты знаешь истинные горести — не сны и видения… Но, быть может, и мне придется выйти в мир и навеки отказаться от молчания… и я боюсь… Моргейна устроилась рядом со старой жрицей, укрыла ее и себя одеялом, обняла и так и лежала, пока Врана не перестала дрожать. Лежа в тишине и прислушиваясь к дыханию Враны, Моргейна вспомнила тот вечер, когда она привезла на Авалон Нимуэ — как Врана пришла к ней тогда, чтоб вновь приветствовать ее на Авалоне… «Почему то мне кажется теперь, что эта любовь была единственной истинной за всю мою жизнь…» Врана положила голову ей на плечо, и Моргейна нежно прижала подругу к себе, утешая и успокаивая. |
