В этот день они замеряли зависимость движения клетки от градиента питательности. Илси с Кампаром взяли у недочерепахи образец ткани и поместили в гель с подходящими питательными веществами: простыми сахарами, алкалоидами и растворимыми углеводородами. Если клетка двигалась к источнику питания, он, скорее всего, был пригодным для нее, если нет – токсичным. Если клетка оставалась на месте – чаще всего так и случалось, – значит она не обладала метаболической активностью либо взятая за образец ткань не отличалась подвижностью.

Джессин проводила опыты, чему научилась еще на базовом курсе. Превращала мазок слизи в разгадку головоломки. Какая хитрая шутка – биология! Простая плесень способна пройти сквозь лабиринт, чтобы найти себе пищу. Стоя над чашкой с гелем, она снова начинала гадать насчет Джеллита. Может, он тоже здесь, в этом городе-мире карриксов. Где-то там, на одном из тысяч уровней, в одном из сотен тысяч помещений и переходов, затерянный среди чудовищ. Будь у нее подходящая плесень, та, наверное, показала бы, как пробраться к нему через этот лабиринт. К нему и другим анджиинским пленникам. Сама Джессин ни черта не знала об этом.

– Нам нужна сперма, – сказала Иринна.

Джессин подняла бровь. Если Иринна старается вести себя как обычно, она последует ее примеру. Подыграет. Она улыбнулась, словно была в своем уме.

– В последнее время выбор партнеров невелик.

Иринна закатила глаза и погрозила ей пальцем, дожевывая захваченный с собой сэндвич с ветчиной и сыром.

– Или пыльца, споры, что-нибудь такое. Я хочу сказать, они – не клоны. Даже в этом маленьком образце полно индивидуальных различий. Предположим, что в процессе воспроизводства гены смешивались: значит, у тех ягод есть аналог обмена хромосомами. Найдя его, мы найдем средство кодирования. Как это должно выглядеть, уже известно: отсутствие периодичности, множественное копирование, наличие во всех генеративных тканях. Но если мы получим от них сперму, не придется перебирать груду функциональных молекул неизвестного назначения, понимаешь?

– Могу пригласить их к себе, – сказала Джессин. – Зажгу свечи, поставлю медленную музыку.

– Ну, я не инопланетная прутоядная ягодка, но будь я…

– Хорошо бы раздобыть духи или ароматное мыло, – сказала Джессин. – Все лучше, чем эта красная плюха из душа. После нее я пахну как старая санитарка.

– Может, с их точки зрения, эта дезинфекция – шедевр парфюмерного искусства?

Джессин хихикнула. Иринна улыбнулась. Она была почти такой же, как всегда. Почти. Синяки под глазами, постоянно двигающиеся руки. А ее слова казались яркими и хрупкими. Знакомые приметы: человек силится держать свое дерьмо при себе.

– «Ты как? – это засело у Джессин в глотке и рвалось наружу. – Тебе тоже плохо? Ты тоже теряешь рассудок, а если нет, почему? Что с тобой случилось на тех кораблях? Что было до того?»

У входа в нишу раздалось верещание, вроде того, что издают лабораторные обезьянки. Джессин обернулась и увидела, что к рабочему столу пробираются четыре мелких зверька. Большие золотистые глаза, золотисто-коричневая шкурка в зазорах между мехом и перьями, каждый – ростом с восьмилетнего ребенка.

– Господи, сколько можно? – вздохнула она, направляясь к пришельцам, и помахала ладонями, отгоняя их. – Нет, нет, нехорошие обезьянки. Пошли вон.

Один из четырех обнажил темные зубки, вставленные в черные десны, но оскал выглядел не угрожающим, а жалобным. Трое других обогнули ее, вскочили на стол и спрыгнули обратно, точно двигались на пружинках. Иринна отложила остатки сэндвича и пошла за животными, шугая их на ходу.