Джессин отнесла их к измельчителю и бросила на лезвия. Кожица пошла белыми точками – ложноножки искали опору в новой среде. Неизвестно, где эволюционировало это животное, или растение, или гриб, но точно не в лабораторном измельчителе. Умения и способности, поколениями вырабатывавшиеся под чужим солнцем, здесь не спасали. Здесь существа были такими же беспомощными, как она.

– Простите, ребятки, – сказала она. – Надеюсь, вы не разумны. Постарайтесь ничего не чувствовать.

Когда Джессин с Иринной вернулись с работы, в комнатах стоял хороший запах, густой и сытный: пивной или хлебный. Небо за большим окном покрылось красноватым румянцем. Большие инопланетные арки, на треть – здания, на две трети – кости чужих богов, горели миллионами окон, таких же, как у них. Зиккураты уходили за горизонт, их тускло блестевшие бронзовые головы поднимались над облаками, как жутко перекрученные небоскребы, ошеломительно красивые, но головокружительно громадные.

Дафид и Тоннер остались в лаборатории. Илси спала, или принимала душ, или просто уединилась. Синния сидела на диванчике, сложив руки на коленях и уставившись в пустоту. Кампар стоял в маленькой кухоньке и мыл посуду. Плеск воды и звон столовых приборов звучали на удивление по-домашнему. Рикар, сидевший напротив Синнии, зачерпывал из миски что-то белое и зеленое. Изогнутое металлическое изделие в его руке наводило на мысль о том, что кто-то, видевший нож и ложку, решил сделать нечто среднее между ними.

– Что это? – спросила Иринна. Рикар помедлил с ответом. В последние дни он часто делал так – избегал общения, как собака, которую слишком часто пинали. Все же он совладал с собой и приподнял миску.

– Паста с базиликом и чесноком. Базилик привял, а чеснок хорош, жаловаться не приходится.

– Как вкусно звучит, – восхитилась Иринна. Хрупкие, острые слова. Слишком наигранно. Джессин колебалась. Правильнее всего было бы поесть, прежде чем уходить к себе. Но ей не хотелось. Хотелось побыть одной, закрыть глаза. Хотелось не существовать. И только остаток здравомыслия заставил ее пройти на кухню, к кастрюле с едой. Она положила себе целую миску и тоже взяла ложконож.

– Яйца еще остались? – спросила она.

Кампар не ответил. Она взглянула на него и отставила миску. Рослый мужчина смотрел прямо перед собой, лицо его было бледно-серым. Он тер тарелку – одну и ту же, – совершая однообразные, повторяющиеся движения.

– Кампар? – позвала она.

Он обернулся, тарелка выскользнула из его пальцев и со звоном ударилась о пол. Кампар вскрикнул и упал. «Ох, – подумала Джессин, – вот и дождались».

Подбежали остальные, Иринна протянула руки и схватила Кампара.

– Что с ним? Он поранился? Что случилось?

Джессин оттащила ее в сторону.

– Ничего. Не трогай его.

Она опустилась на пол рядом с Кампаром. Тот дышал часто и трудно. Похрипывал.

– Кампар? Эй, это я. Слушай, у тебя просто паническая атака, понимаешь? Это страшно, но пройдет. Просто слушай меня, ладно? Просто слушай. Делаем вдох на четыре счета, задерживаем дыхание на четыре и выдыхаем на четыре, до упора. Давай вместе.

Он повел глазами, словно только теперь увидел ее. Его губы потемнели. Плохо дело. Она выговаривала числа на вдохе – один-два-три-четыре – и снова бормотала их на выдохе. На второй раз он попытался делать так же, но его дыхание было неровным, сбивчивым. Она продолжала его раздышивать, как делал Джеллит, когда у нее случались приступы. На пятый раз Кампар почти поймал ритм. Искаженное судорогой лицо немного расслабилось. Самую малость.

Вошла Илси, с волосами, примятыми от лежания на подушке. Остальные обступили Джессин и Кампара, будто смотрели кукольный спектакль. Она слегка возненавидела их за это, на какое-нибудь мгновение.