Тот пожал плечами.
– Не дури, прапор. Это ж нейтральная зона, как я понимаю, – сказал я, очищая таранку. – Танк видел? Тут их части стоят, и наши, и
ооновские, и натовские... Солянка сборная.
– Морду бы им набить, – мечтательно протянул прапорщик. – Победители.
– Набьем еще, – пообещал я, посматривая на Костика.
Тот подряд хлопнул три стограммовки – водка, кстати, оказалась вполне сносная, хотя явно из техспирта, – и сидел, вяло жуя плавничок. Всем
нам хохлы кровь попортили, но Костику – больше всего. Всё ж в лагере сидел. Как бы чего не выкинул...
И я угадал.
– Стих! – громко выкрикнул Костик, поднявшись.
Многие обернулись, поставили кружки, отложили вилки. Лысоватый будкарь за стойкой сделал музыку потише. Кто-то из русских похлопал.
– Стих, – повторил Костик. – Стих русского... или еврейского? Короче, американского поэта Бродского стих. «На независимость Украины»!
– Не треба нам жида, – пробормотал пьяный украинский капитан за соседним столом, но большинство захлопали.
Я когда-то читал Бродского, он вроде бы помер давно, но ничего про независимость Украины я у него не помнил. С чего бы это Костик взялся
устраивать театр варьете? Ой, мнится мне, не про независимость этот стих...
Костик взял кружку, отхлебнул пива и начал – заунывно, то и дело поглядывая в потолок, точно сверяясь с текстом:
Дорогой Карл Двенадцатый, сражение под Полтавой,
слава богу, проиграно. Как говорил картавый,
время покажет кузькину мать «руины»,
кость посмертной радости с привкусом Украины.
То не зеленок виден, траченный изотопом,
жовто-блакытный Ленин над Конотопом,
скроенный из холста, знать, припасла Канада.
Даром что без креста, но хохлам и не надо.
Я с тревогой оглядел зал. Кое-кто пил и ел, но в основном присутствующие слушали. Слушали внимательно и, кажется, начинали что-то
подозревать.
Горькой вошни карбованец, семечки в полной жмене.
Не нам, кацапам, их обвинять в измене.
Сами под образами семьдесят лет в Рязани
с сальными глазами жили, как каторжане.
Скажем им, звонкой матерью паузы метя строго:
скатертью вам, хохлы, и рушником дорога.
Ступайте от нас в жупане, не говоря – в мундире,
по адресу на три буквы, на все четыре
стороны. Пусть теперь в мазанке хором гансы
с ляхами ставят вас на четыре кости, поганцы.
Как в петлю лезть, так сообща, суп выбирая чаще,
а курицу из борща грызть в одиночку слаще.
Прощевайте, хохлы, пожили вместе – хватит!
Плюнуть, что ли, в Днипро, может, он вспять покатит.
У стены кто-то пьяно дернулся, щелкнул пистолетный предохранитель, но полковник с орденом Бандеры сделал предупреждающий жест своим: мол,
не трогайте москаля, пусть пока читает. Не время и не место пальбу устраивать. Я был полностью солидарен с полковником, потому что мы
находились в ужасающем меньшинстве и к тому же без оружия.
Я откашлялся – в горле словно дерьмом намазали, сделал для успокоения пару глотков пива. Костик тем временем продолжал, теперь уже отведя
глаза от потолка и отрубая концы фраз взмахами ладони:
Брезгуя гордо нами, как оскомой битком набитой,
отторгнутые углами и вековой обидой,
не поминайте лихом. |