|
Монах подоспел в пору: -- Несчастный! Он один только может нас спасти, он один знает этот выход! Видя эту враждебную выходку, Хитано спустился в море по грудь своей лошади. -- Вот уже таможенные сходят с последних уступов, дети мои, и вы видите, что теперь пули достигают, -- кричал проклятый, указывая на смертельно раненого контрабандиста. Тогда испанцы бросились к ногам монаха: -- Отец, молись за нас! И монах, и они упали ниц, восклицая: -- Сан-Жуан, Сан-Жуан! моли Бога о нас! И они ударяли себя в грудь, между тем как при блеске ружейного огня виден был на коне Хитано, возвышавшийся над ними всем своим ростом; и этот странный образ, который ночь, казалось, удваивала измерения, рисовался черными чертами с ярким отражением огненного цвета, на брызгах пены ослепительной белизны. Опять раздались выстрелы; другой контрабандист упал, и слышны были командные слова офицеров таможенной стражи. Страх монаха достиг высшей степени; он дополз до самого края моря, и там, стоя на коленях в воде, кричал Хитану с выражением сильного ужаса: -- Спаси меня! Спаси меня!!! И монах заплакал! -- Ради души твоего отца, спаси нас! Мы дадим тебе золота, золотом мы засыплем твою тартану! -- вопили контрабандисты. И они умоляли его со сложенными руками, между тем, как трое из них костенели в смертельном судорожном томлении. -- Боже мой! Боже мой! -- лепетал францисканец. И он ломал себе руки и метался по окровавленному утесу. -- Бог не внемлет, -- сказал Хитано, -- призывайте Сатану. -- И он смеялся. -- Прочь, прочь, богохульник! -- отвечал монах, вставая с ужасом. Но море так поднялось, что волны начали разбиваться у ног и покрывать их пеной. -- Призывайте Сатану, и я спасу вас. Позади этих утесов есть потайной выход, заслоненный подвижным камнем. Вы можете в нем быть безопасны от береговой стражи. Есть еще время, ибо крутость берега скрывает вас от ее взоров, -- продолжал Хитано, которого подняло возвышением воды вместе с лошадью. И контрабандисты вопрошали каждый утес с отчаянием; и монах с неподвижными глазами, с помертвелым лицом, подумав о предложении проклятого, снова сделал движение ужаса... Потом однако он, казалось, поколебался. И не мудрено, ибо в эту минуту, хотя не видно было таможенных, но слышно было бряцание их оружия и щелканье взводимых ими курков. -- Итак, -- сказал исступленный францисканец, -- итак, Сатана, спаси нас! Ибо ты не кто иной, как сам Сатана, ты не можешь быть другим. -- Да, Сатана, спаси нас! -- закричали испанцы с выражением необъяснимого ужаса. И задыхающиеся, с устремленными и сверкающими очами, они ожидали... Хитано пожал плечами, повернул свою лошадь к тартане, и посреди града пуль достиг ее вплавь, напевая старый мавританский романс из Гафиза: -- О! Позволь, прелестная дева, обвить мою шею твоими руками... Контрабандисты оцепенели. -- Бей! Ради святого Иакова, бей! Стреляй по лошади и по белому перу! Это сам разбойник! -- кричал офицер, которого явственно можно было различить, ибо его отряд, остановись на предпоследнем уступе и свернувшись в густую толпу, производил непрерывный и сильный огонь по остальным контрабандистам. |
