|
-- Ангел моей жизни, -- сказала, наконец, Розита, -- я желала бы умереть так, в твоих объятиях, чтобы взоры мои устремлены были на твои взоры, чтобы руки мои были в твоих руках! -- Нет, моя милая, в таком положении я хотел бы жить вечно, -- отвечал Хитано. -- О! Да, жить так вечно, ибо жить, значит находиться подле тебя, жить -- любить тебя... И потому в каждой вечерней молитве я прошу у Пресвятой покровительства любви нашей, caro mio! -- Она покровительствует ей, мой ангел, смотри: все нам улыбается. -- Однако помнишь ли ты эту грозу? Боже! Как я ужаснулась, видя тебя, перелезавшего через стену при блеске молний, когда ты возвращался к своей шлюпке! Небо было все в огне, Пресвятая Дева! И после я заметила по ранам на руках твоих, что ты принужден был хвататься за острые утесы, дабы не быть увлеченным яростными волнами. И трепещущая от воспоминаний о миновавшей опасности, она крепко охватила его обеими руками, как бы желая спасти от неминуемой гибели. -- Ты помнишь? Скажи. -- Нет, мой ангел, я только помню поцелуй, данный мне тобой при прощании. -- Помнишь ли травлю волов? Тот день, в который я увидела тебя в долине перед обителью? О! Как билось мое сердце, когда я поняла по твоим знакам, что ты узнал меня, и когда я услыхала твой голос под моим окном! И потом, -- сказала она, понизив голос, -- когда ты на стреле перебросил в этот сад шелковую лестницу? Как дрожала моя рука, привязывая ее к этой пальме. -- Моя рука также дрожала, Розита. -- Ты помнишь?.. Но зачем говоришь о прошедшем, о мой милый! Настоящее принадлежит нам, настоящее наше, и его восторги, и его упоительное наслаждение, и его пламенная нега, и его сладостное томление... Так... когда я останусь одна, когда в жаркой бессоннице грудь моя взволнуется, глаза зальются слезами, тогда... будет время призывать воспоминания. И голова ее склонилась на голову Хитано, и уста их соединились. -- О! Пойдем, -- сказал он, тихо ее приподнимая, -- пойдем гулять под эти древние померанцы, дышать благоуханием их... Вот видишь, Розита, я твой кавалер, эта мрачная аллея будет для нас Мадридское Прадо; пойдем, моя возлюбленная, охвати твоей рукой мою руку, опусти длинные кружева мантильи на твои светлые очи и посмотри на эти блестящие экипажи, на эти великолепные ливреи. А этот древний монастырь будет театром... Войдем в театр: там все блещет золотом, кристаллами и освещением. Вот Король, вот Королева и их двор, ослепляющий драгоценными камнями; все встают, кланяются. Ты входишь в свою ложу в одежде белой как грудь твоя, цветок пурпурный как уста твои вплетен в твои волосы... Все встают... Встают для тебя, Розита, как для Королевы всей Испании, говоря: "Как она прекрасна!" И, улыбаясь, он посмотрел на юную деву и уловил мелькнувшую мысль тщеславия на ее кротком и целомудренном челе. -- О! Мне дороже древний монастырь и твоя любовь, -- возразила она; и так как она подходила к нему, то ее нога задела за обросший мхом камень; она оступилась. -- Что это, моя милая? -- спросил Хитано. -- Могила! -- сказала молодая девушка, останавливая его, когда он хотел ступить на эту священную землю; она перекрестилась. |
