– Слушай, оставь деонтологию в покое, не загружай меня вопросами профессиональной этики!
– Я говорю не о деонтологии. Любовь делает людей слепыми, вот и все. Даже если бы я захотела погадать на нас двоих на картах, у меня ничего бы не вышло. Любовь нельзя предсказать, она создается любящими людьми. Возьми, к примеру, вас с Жюли…
– Давай оставим Жюли в покое, хорошо?
(Тем более что Жюли в настоящий момент выигрывала свое пари.) Решив оставить в стороне дипломатию, я нанес мощнейший удар:
– Тереза, Мари-Кольбер запретил нам присутствовать на вашей свадьбе, он сообщил тебе об этом?
– Ну и что? Ведь ты же против свадьбы. Он скорее оказывает тебе услугу, тебе так не кажется?
Могу вас заверить: между вопросами и ответами проходило не более полсекунды. Наконец я ударил из дальнобойного орудия:
– Послушай, Тереза, вначале я не хотел тебе этого говорить, но сегодня днем я внимательно наблюдал за Мари-Кольбером и расстался с ним с твердым убеждением, что он собирается использовать твой дар ради своей личной карьеры, только и всего. Это человек, вскормленный властью, и он женится на тебе по политическим соображениям!
– То есть он будет любить не меня, а мои способности предсказывать будущее?
– Точно. Ты интересуешь его лишь как ясновидящая.
– Ну что ж, это легко будет проверить.
Она произнесла эту фразу с такой спокойной улыбкой на лице, что я вновь ободрился, подумав, что еще не все потеряно.
– Я лишусь дара предсказывать будущее на следующий день после нашей брачной ночи, – добавила она. – Если он отвергнет меня, значит, он хотел жениться на гадалке, а не на женщине.
Нам всем потребовалось некоторое время, чтобы переварить смысл, заключенный в ее последних словах.
Первым сломался Жереми:
– Ты хочешь сказать, что, когда ты больше не будешь… ты не…
– Точно.
– Потому что вы еще не… он тебя еще не…
– Вздрючил? Трахнул? Заделал? Натянул? Отодрал? – закончила фразу Тереза, заимствуя лексику Жереми. – Я приняла для себя решение выйти замуж девственницей. Чтобы хоть чуточку внести оригинальности в наши семейные традиции…
– Это ты на маму намекаешь?
– Мама есть мама. А я есть я.
И ужин покатился в тартарары: Жереми стал яростно защищать честь нашей мамы. Тереза кричала, что не собиралась говорить о ней ничего плохого, поднялся общий галдеж, который длился до тех пор, пока все не вскочили из-за стола и двери в спальнях не захлопали, как в лучших буржуазных домах.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ,
где говорится, что любовь действительно прекрасна, как о ней говорят
Я сделал все. Я поистине сделал все возможное, чтобы помешать этому браку. Прежде всего, я выставил за дверь Тео, который решительно встал на сторону Терезы. Он в то время как раз переживал очередное любовное приключение с одним биржевым маклером и превозносил страсть как высшую из ценностей, оставшихся у человечества. Опираясь на свою специфическую, окрашенную в голубые тона логику, он забросал меня аргументами, которые, возможно, при иных обстоятельствах я нашел бы весьма интересными:
– Бен, не мешай Терезе выходить замуж. Если б ты знал, как мы с Эрве хотим иметь ребенка!
– Хочешь оказать мне большую услугу, Тео?
– Все, что пожелаешь.
– Топай домой и не возвращайся сюда до тех пор, пока я не улажу это дело.
– Бенжамен, только у вас дома я чувствую себя хорошо. Эрве перевели на работу в Токио, а у меня нет столько денег, чтобы болтать с ним каждый вечер по телефону.
– Ничего, мы пустим шапку по кругу, чтобы сброситься тебе на телефонные разговоры. |