Потому что в итоге все сводится к чему? Мари-Кольбер де Роберваль, политическая зверушка, вскормленная плодами Истории, строит планы о том, как воспользоваться дарованием Терезы ради своей личной карьеры, вот и все. И этот же стратег хочет найти для меня теплое местечко в самом престижном из престижнейших вузов, уже примеривая на меня самую престижную из престижнейших мантий. «Я имею в виду вашу профессию козла отпущения, Бенжамен…». Подумать только, козел отпущения, вкалывающий в масштабах страны, – какая находка для любителя власти! А ясновидящая, которой суждено стать калифом в наши времена, когда люди верят во всякую чертовщину, – да ведь это же мечта любого политикана! Нет, нет, во всем этом нет ни миллиграмма чувств. Один голый расчет. Задняя мысль, которая прет напролом. Мсье, вы не любите мою сестру, и, выражаясь вашим языком, я не принесу ее в жертву на алтарь ваших амбиций.

Наши шесть лап продвигались к Бельвилю через Париж, переживавший очередную избирательную кампанию. Джулиус время от времени орошал желтой струйкой политические плакаты кандидатов в депутаты, которыми был оклеен город в ожидании предстоящих выборов. Причем он подходил к этому делу избирательно, отмечая одних кандидатов и пропуская других. Я сначала не обратил на это внимания, а потом просто не мог поверить своим глазам. И тем не менее не было никаких сомнений: среди всех будущих депутатов, лучезарными улыбками обещающих на каждом перекрестке светлое завтра, Джулиус тщательно отбирал свои жертвы, прежде чем покрыть их позором в виде желтой струйки мочи. Малыш и Жереми как-то говорили мне об этом, но я посчитал это детскими выдумками.

– Мы научили его, Бен, честное слово.

– Он очень способный, сам увидишь, никогда не ошибается – всегда бьет в точку. Политически сознательный пес!

Черт возьми, это действительно оказалось правдой: двое моих кретинов-братишек приучили Джулиуса к самым кощунственным выходкам, какие только возможны во время избирательной кампании! В то время как я надрывался, стараясь научить их уважать мнение других людей, расписывал перед ними прелести демократии и подчеркивал право личности на политические убеждения, они превратили нашу собаку в самого фанатичного из политических сектантов, которых знала французская столица!

– Прекрати, Джулиус, ради бога!

Джулиус не прекращал. Джулиус бежал по улице, и кандидаты в депутаты получали свою порцию душа. Не все. Некоторые кандидаты. Вдруг, вспомнив о недавней встрече в баре, я содрогнулся от ужаса. А что, если из-за этих маленьких обормотов Джулиус описал бы Мари-Кольбера прямо посреди «Крийона»? Впрочем, нет, за это не стоит волноваться. Джулиус Превосходный занимался политикой по-французски: нападал на имидж политического соперника, но всегда был готов вступить с ним в сделку, когда тот оказывался перед ним во плоти. Мерзавец! Продажная душонка. Вот какого реалиста воспитали! Бедная псина…

– Джулиус, прекрати!

На этот раз случай был гораздо серьезнее. Мы уже почти подошли к нашему дому. Несколько недель назад какой-то неизвестный наклеил на стену стоящего напротив дома плакат с ангельским личиком некоего Мартена Лежоли. С плаката на нас смотрела черно-белая Франция, которую Мартен Лежоли освещал трехцветным, как цвета национального флага, факелом. Что только не вытворяли с ним Жереми, Малыш и их банда: они подрисовывали ему рожки или усики, закрашивали черным фломастером зубы, ставили фонари под глаз, украшали его лоб прядью в виде запятой, копируя прическу Гитлера, превращали факел в непристойно торчащий пенис, все напрасно – каждое утро Мартен Лежоли возрождался заново: блестящий и улыбающийся, с трехцветным факелом в руке на новом, еще пахнущем типографской краской плакате.