Он огляделся с комической опаской и затем извлек из сумки бутылку красного австралийского вина со словами:

– Я знаю, ты предпочитаешь белое, но подумал, что вряд ли тебя здесь снабдят льдом. И потом я видел, что красное ты тоже пьешь. Бутылка с завинчивающейся крышкой, что немаловажно. Ты не подумай, это не какая‑то дешевка, винцо очень даже приличное.

– А я знаю, – сказала Энни. – Я уже его пила. Отличное вино. Поставь, пожалуйста, в тумбочку, пока никто не увидел. Уже представляю, как прикладываюсь к бутылке посреди ночи, одним глазом посматривая на дверь.

– Я маленький так читал по ночам книжки с фонариком и слушал «Радио Люксембург», они в основном рок гоняли. – Бэнкс снова полез в сумку. – И вот еще кое‑что. – Он достал несколько упаковок с едой из местного магазина деликатесов. – Тут разные сорта сыра, овощные паштеты, консервированные креветки, галеты, инжир, оливки – все только высшего качества!

Энни засмеялась и прикрыла глаза ладонью. Бэнкс увидел, что у нее текут слезы.

– Ох, Алан, спасибо. Иди сюда.

Он наклонился к ней, и она обняла его здоровой рукой. Щека у нее была нежная, бархатистая, и он посетовал, что не успел с утра побриться, вдохнул – и почувствовал аромат ее волос, ощутил ее запах.

– Зачем столько всего, не надо было.

– Надо‑надо. – Он немного отодвинулся, не выпуская ее руку. – Как тут кормят, ничего?

– Как в больнице. Да нет, в общем неплохо. Хотя для вегетарианцев есть известные сложности. Но Рей очень обо мне заботится, он просто золото.

– А где он?

– Ему пришлось уехать в Лондон. Там одна галерея готовит выставку его работ. Категорически не хотел уезжать, настаивал, что должен быть со мной, я его выпроводила с большим трудом. Завтра возвращается.

– Привет ему от меня. Как ты себя чувствуешь?

– По‑разному. То получше, то похуже. Постепенно иду на поправку.

– Я слышу, ты дышишь гораздо лучше. Ты говорила с врачом?

Энни отвернулась и сказала, помолчав:

– Да. Мы с мистером Сандхаром имели на прошлой неделе долгую задушевную беседу. Он рассказал про операцию, объяснил все в подробностях, привел доводы за и против, очень честно.

– И?

– Я боюсь.

Бэнкс крепче сжал ей руку:

– Все будет прекрасно. Вот увидишь. Он превосходный врач, лучший в своей области.

– Кто спорит! Но все равно… знаешь, мне всегда казалось, что одна из самых ужасных вещей, которая может произойти с человеком, – это оказаться прикованным к инвалидному креслу. Лишиться возможности ходить, двигаться. Помнишь Люси Пейн? Настоящее чудовище. И все же мне было ее жаль. Мне казалось, ей было бы лучше умереть.

– С тобой ничего такого не случится. Ты обязательно поправишься.

– Доктор сказал, что риск есть.

– Понятно, он же реалист и не хочет тебя обманывать.

– Порой не помешало бы немножко утешительной лжи. – Энни поморщилась.

– Что такое?

Она приложила руку к груди:

– Иногда очень колет вот здесь, когда вдохнешь. Врач говорит, легкое заживает. И проклятое плечо болит просто адски, спать из‑за него невозможно.

– Да, это мерзкая рана.

Энни помолчала и спросила:

– Скажи, Алан, а он правда умер? Джафф Маккриди?

– Да.

– Бедный парень. Я ему совсем этого не желала.

– После всего, что он тебе сделал?

– Я же не говорю, что он не заслуживал наказания. Причем самого сурового. Но…

– Все произошло мгновенно.