Ведь так всегда, подумал я. Если ты слаб, твоя любовь будет мучительным добровольным рабством. А если силен — твоя любовь будет милостью.

Мне нужно было что-то делать с этим. Иначе я рисковал сойти с ума.

Решение пришло само, окончательно сформировавшись.

На часах было пять утра, но Иштван разрешил мне звонить в любое время. Я набрал его номер.

— Иген, — сказал он. — Я тебя слушаю, Денис.

Будто ждал моего звонка.

Может, и ждал.

— Я хочу поступить к вам на службу, — сказал я. — Конгломерат… Мне кажется, я готов.

4. Конгломерат

На улице было темно и сумрачно, а в офисе горел ядовито-желтый свет. Мне это всегда напоминало школьные годы. Идешь ранним осенним утром, с тяжелым рюкзаком за спиной, и так темно, неуютно, пасмурно. Хочется спать. А уроки такие длинные-длинные. И электрический свет в классе ядовитый, неприятный. А за окном промозглый утренний сумрак.

Отвратительное ощущение.

Может, это всего-навсего хронический недосып…

Здание, где мы квартировали, принадлежало к тому типу советских построек, в которых обычно располагались всякие секретные КБ и НИИ, «почтовые ящики».

Все серьезно: высоченный забор, камеры видеонаблюдения, несколько постов охраны, вход строго по пропускам.

Кабинет, выделенный Особой группе, которой рулил господин Иштван, располагался в конце покрытого ковролином коридора на четвертом этаже. Особая группа была ударным подразделением для исключительных случаев, резервом Конгломерата, и сейчас для нее никакой работы не было. Все остальные службы были заняты поисками Никиты.

Я был зачислен в Особую группу по протекции Иштвана, и числился в ней на птичьих правах. Мое обучение еще только начиналось, но Иштван, воспользовавшись положением, устроил меня в отряд своих нукеров, чтобы держать поблизости и приглядывать. Формальная должность моя на внутреннем сленге именовалась, как «сигнальщик», он же «индикатор». Это были специалисты особого сорта. В отличие от оперативников, «кукловодов», которые могли управлять черной силой напрямую, роль «сигнальщика» сводилась к наблюдению, оповещению, разведке. Ловить отголоски эмоций, вынюхивать следы применения силы. Теоретически, окажись я теперь, как называл это Иштван, «в нестандартной ситуации», мне следовало глядеть в оба и бить в колокол, но запрещалось лезть в свалку и вообще трогать что-либо руками.

Я уже попробовал однажды поработать с черной силой, побыл «кукловодом», и последствия были самыми драматическими. Повторять пока не хотелось.

Мы с Иштваном миновали коридор, я раскрыл двери, пропуская его вперед.

В отсутствие начальства здесь всегда царила атмосфера распущенности и лени. Группа состояла из оперативников, сидеть в офисе им было скучно.

За стеклянной стеной, облепленной бумажками и разделявшей кабинет на две части, приемную и основную, маялись наши бравые парни.

Их было трое. Федор, вечно ухмыляющийся светловолосый крепыш, приехал покорять Москву из провинции. Изящный брюнет Стас, дитя гламура, частый посетитель салонов красоты и модных магазинов, выглядел его карикатурной противоположностью. Влад противостоял обоим, являя собой картину брутальной мрачности, в его внешности было что-то и от инквизитора-изувера, и от отпетого еретика одновременно.

Все трое были оперативные сотрудники, «кукловоды».

Федор и Стас с унылыми физиономиями пялились на экран монитора. Смотрели хэнтай.

— Влад, глянь, как шпилит щупальцами! — громко и отчетливо сказал Федор. Даже через стеклянную стену было слышно.