Про дело даже сняли высосанный из пальца документальный фильм. Назывался он «Беспризорный подросток, каково твое истинное лицо?». На протяжении всего фильма на сидящую с кислой миной Хваён сыпалась куча самых разнообразных предположений. На удивление, появились люди, которые ее поддерживали, но столько же было и тех, кто всей душой ее ненавидел. Обе реакции не вызывали у самой Хваён особых эмоций.

Во время нахождения в исправительном учреждении у нее не было возможности встретиться с Тоха. Время от времени она только искала статьи и новости в интернете. Зато сдержала данное ему обещание. Она выстирала плюшевого мишку с разорванными в клочья ухом и лапой, набила внутрь побольше ваты и починила. Пока пришивала болтающиеся глаза, думала о том времени, которое они с Тоха провели вместе на крыше пристройки. Хваён произнесла слово, которое он тогда пытался выучить.

Nevertheless. «И все-таки». «Как бы то ни было». «Несмотря ни на что».

Какое все-таки хорошее слово.

Эпилог

Тоха наблюдал за всем, что происходит. Он видел и слышал все: как Хваён ходит на процедуры, как она добросовестно принимает участие в расследовании и пытается разъяснить полиции обстоятельства его существования, даже зная, что ей все равно никто не поверит, как вздыхает следователь и подозрительно активно ведет себя назначенный судом адвокат, как Хваён ослепляют вспышки фотокамер, как внимание к ней постепенно исчезает, как она держит его за руку и говорит с ним. И документальный фильм, которого девушка ужасно стыдилась, конечно же, тоже посмотрел.

Пока парил в воздухе.

Ему хотелось быть рядом с Хваён, но в своем настоящем теле двигаться по собственному желанию он пока не мог. Доктор сказал, что никаких физических отклонений не обнаружено, поэтому дело, возможно, в психических проблемах, возникших на фоне сильного стресса.

– Давайте подождем, – говорил он. – Он откроет глаза, когда придет время.

Когда придет время.

«А когда именно это произойдет? Неужели для того, чтобы вернуться, все еще чего-то не хватает?» – недоумевал Тоха.

Пока была возможность, он в этой своей бесплотной и свободной форме появлялся где только мог. И в настоящем, где существовала Хваён, и даже в прошлом. Преодолел возможности физического тела и смог пойти против течения времени? Или всего лишь перемещался в рамках чьих-то воспоминаний? Так или иначе, опыт был невероятным. Это путешествие дало ему кое-что понять. А именно – ощущения, которые испытывают призраки. Став таковым, Тоха почувствовал себя одиноким. В этом до ужаса пустом мире он не мог ни с кем поговорить, не мог ни к кому прикоснуться. Все, что парень мог себе позволить, – лишь глубже погрузиться в собственные чувства. Ему хотелось иметь связь с чем-то. Хотелось быть с Хваён, вновь оказаться частью мира, в котором она живет. Впервые он жаждал чего-то настолько сильно.

Тоха собирался изъявить свои чувства, но теперь уже в настоящем обличье. В глубине своей открывшейся во всех деталях души он поймал единственную еще сверкающую ее частичку.

Последний раз он видел Хваён в интернате: девушка сидела в саду и чинила Улыбчивого мишку. Некогда чумазый старый мишка теперь снова стал чистым, а его покрытые царапинами глаза хоть и потеряли свой блеск, выглядели как никогда горящими. Тоха нравилось, как двигаются руки Хваён, когда она управляется с иголкой и ниткой. Он ненадолго одолжил тело игрушки и смотрел на нее, совсем как раньше. Снизу вверх. На лицо, которое с этого ракурса выглядело гораздо хуже, чем анфас. Только разговаривать или двигаться Тоха теперь не мог. Завершив операцию на Улыбчивом мишке, Хваён с сияющим видом осмотрела его и произнесла вслух:

– Nevertheless.