По всем ли правилам провели вскрытие? Чонхёку – с его-то положением – в провинциальном городе подделать официальные документы проще простого. Ведь даже Юнхёк, бивший Тоха, принимал определенные меры и подделывал документы о состоянии здоровья сына, чтобы никто не подал на него заявление о жестоком обращении. Это даже подлогом не назовешь. Один звонок в ближайшую больницу – и готово. Так что и отчет о вскрытии сфальсифицировать вполне реально.

Поэтому верить официальной причине смерти мамы Хваён нельзя. Никакие обстоятельства того дня, какими они описаны в документах, не вызывали доверия. Намерения Хваён похитить Чонхёка были вполне понятны. Он – единственный выживший и единственный свидетель. Правда о необъяснимой смерти так или иначе связана с ним.

Тоха задумался о том, каким был Чонхёк, когда они стали жить вместе: «Он… Способен ли он на убийство? Не знаю. Как человек вообще оказывается способен на убийство?» В глазах парня дядя был подобен чистому листу. Оценить его было невозможно. Да, они жили в одной квартире, но почти не разговаривали друг с другом: когда Чонхёк был дома, он вечно торчал в комнате Тохёна или в своем кабинете.

Еще один факт – он любил своего родного сына. И это было очевидно. Об этом говорили не слова, а выражение его лица. Но все же любовь не является доказательством того, что он никого другого не убивал. Как раз таки наоборот. Человек, который очень сильно любит кого-то, может ведь с легкостью причинить вред окружающим? В человеческой душе столько зла, что она способна удерживать мертвых на земле. Например, тех злых духов с девятого этажа.

Юноше вспомнились последние слова маленького призрака. Это произошло в тот момент, когда они только-только выбежали из девятьсот третьей квартиры и Хваён смотрела пустым взглядом на плотно закрытую дверь. Призрак прошел сквозь нее и, лукаво взглянув на девушку, предостерег Тоха:

– Не открывайте. Зрелище там жуткое. Поведаю тебе напоследок еще кое-что. Знаешь, зачем мертвым нужно живое тело? Потому что иначе они не могут далеко уйти. Не важно, злой дух или обычный – любой не может покинуть место своей смерти.

Призрак улыбнулся:

– Теперь мы с мамой исчезнем. А ты не забудь. Если хочешь вернуть свое тело, самое главное – захотеть в это тело вернуться.

Затем он сново влетел в квартиру. В тот момент Тоха подумал: зачем вообще говорить что-то столь очевидное? Но все же смутно понимал смысл этих слов. Когда он был в своем теле, никто не обращал на него внимания. Но стоило попасть в тело плюшевого медведя, как его тут же нашла Хваён.

Ее взгляд, с которым Тоха столкнулся тогда на горе мусора, будто со стихийным бедствием, был четко направлен на него. Да, нужно постараться вернуть настоящее тело как можно скорее, но ему хотелось сначала дать Хваён зашить это. Тоха нравилось бегать вместе, зацепившись за ее плечо или устроившись в капюшоне ее кофты. В тот момент, когда дверь в хранилище Ёнчжина открылась, девушка запрыгала и одарила его крепкими теплыми объятиями. Тогда Тоха впервые что-то почувствовал. У плюшевых медведей нет собственной температуры, и чужую они чувствовать тоже не могут, но он все равно понял.

«Так вот какое оно – тепло человеческого тела».

Поэтому вполне очевидно, что парню хотелось верить тому, кто ему нравится. В какой-то момент Тоха обнаружил: он сомневается в Чонхёке из-за слов Хваён. Больше он не мог не думать об этом. О том, как он будет себя чувствовать, если Хваён убьет его дядю.

Наверное, будет грустно. Очень-очень грустно. Но почему? Из-за того, что убитый Чонхёк одной с ним крови? Нет, не поэтому. Ни смерть Юнхёка, ни смерть Чини не вызвали у него слез. Так что же грустного будет в смерти дяди? А чувство это возникнет из-за Хваён. Допустим, Чонхёк действительно убил ее маму: если Хваён добьется успеха в своей мести и убьет его, сможет ли она стать счастливой? Тоха хотел лишь одного.