Обертка снялась легко. Найсмит увидел свечение голубоватого металла. Когда он отбросил вторую бумагу, у него перехватило дыхание.

Механизм был прекрасен.

Он имел форму прямоугольника со скругленными ребрами и углами. Все его линии плавно переходили одна в другую. Передняя стенка была инкрустирована. Узор из овалов складывался в рисунок, который ничего не говорил Найсмиту. Он слегка выступал над основной оболочкой. Под пальцами металл был гладким и прохладным. На взгляд это не была штамповка, а отличная тонкая микрообработка.

Он повернул устройство вверх ногами, ища табличку фирмы‑изготовителя или серийный номер, выдавленный в металле, но не нашел ничего. Не было ни кнопки, ни циферблата, ни какого‑либо другого очевидного способа включить эту машину. Не видно было и какого‑либо способа открыть ее, если только не попытаться удалить инкрустации с верхней стороны.

Найсмита заинтересовала инкрустация, и он попытался выяснить можно ли в ней что‑нибудь нажать или повернуть, но безрезультатно. Сбитый с толку, он остановился. Спустя мгновенье его пальцы начали ощупывать контуры машины: это было прекрасное изделие, даже просто касаться которого, и то было приятно… но, казалось, оно не имело никакой целевой функции, бесполезное и бессмысленное…

Как тот вопрос: «Что такое» зуг «?»

Сердце Найсмита вдруг ни с того ни с сего опять забилось сильнее. У него было стойкое ощущение, что его осторожно обкладывали со всех сторон, загоняли в ловушку с какой‑то неизвестной целью и какие‑то незнакомые люди. Он отнял пальцы от машины, а затем со злостью схватил ее снова, давя и крутя изо всех сил в попытке сдвинуть какую‑нибудь деталь механизма.

Безрезультатно.

Визифон мигнул и задребезжал.

Найсмит ругнулся и ладонью ударил по выключателю; экран засветился. Это был Веллс. Серо‑стальная щетка коротко подстриженных волос, изборожденное глубокими морщинами лицо.

– Найсмит, – резко проговорил он, – я тебе уже звонил… Ты получил мое сообщение?

– Да… я только что пришел… и как раз собирался связаться с вами.

– Извини, Найсмит, но я боюсь, что дело безотлагательное. Приходи в мой частный кабинет.

– Сейчас?

– Пожалуйста.

– Ну ладно, но в чем дело?

– Объясню, когда ты придешь.

Веллс захлопнул рот. Экран стал серым.

Кабинет Веллса для частных приемов представлял собой большую солнечную комнату, сообщающуюся с домом, из которой открывался вид на пляж Санта‑Моники и океан. Когда дверь скользнула в сторону, Веллс оторвал глаза от письменного стола. Его коричневое лицо было серьезным и напряженным.

– Найсмит, – проговорил он без всякого вступления, – мне сказали, что ты оскорбил и напугал сегодня некого мистера Чурана. В чем дело?

Найсмит, не останавливаясь, продолжал идти к столу. Затем он уселся в коническое кресло перед Веллсом и положил руки на колени.

– Во‑первых, – сказал он, – я не преступник. Так что поубавьте тон. И во‑вторых, откуда вы получаете свою информацию и почему так уверены, что она правдива?

Веллс мигнул и подался вперед.

– Значит, ты не врывался к некоему импортеру по фамилии Чуран из Голливуда и не угрожал убить его?

– Я этого категорически не делал. Когда я, предполагается, совершил подобное?

– Около двух часов. И ты не угрожал ему, не ломал ничего у него в офисе?

– До сегодняшнего дня я вообще не слышал ни о каком Чуране, – сердито ответил Найсмит. – Что еще, по его словам, я натворил?

Веллс откинулся назад, сунул в рот трубку и задумчиво на него посмотрел.