— Выпей немного. Озноб поможет снять, — не испугавшись моего кровожадного взгляда, миролюбиво настаивает Красавин.

— Я без запивки не умею, — понюхав янтарную субстанцию, передергиваю плечами и морщу нос. — Воняет. Гадость.

— Ладно, сиди. Сейчас что-нибудь принесу.

Макс ненадолго сбегает на кухню и возвращается со стаканом кока-колы. Со сладкой газировкой с горем пополам вливаю в себя пару глотков. Макс наблюдает за моим перфомансом, едва сдерживая хохот. Для него видимо в порядке вещей хлебать неразбавленный виски, букет там какой-то смаковать. Или это в коньяке смакуют? В общем, мне фиолетово, кто, что и как любит пить, меня от одного запаха воротит. Может, я подсознательно не переношу крепкие напитки? Жизнь научила, к чему может привести злоупотребление этой гадостью.

Макс берет пуф у стены, ставит напротив меня и садится. В глазах сосредоточенное выражение. Я нервно сглатываю, понимая, что ничего хорошего сейчас не услышу.

— Варь, поговорить надо, — начинает сразу с серьезной ноты.

— Давай, говори, — небрежно жму плечами. Храбрюсь, конечно, но и по мозгам шибануло не хило.

— Мне отличное место предложили. Агентство мирового уровня. Попасть туда огромная удача, а для большинства фотографов — недостижимая мечта.

— Супер. Поздравляю, — нахмурившись, выдаю первое, что приходит в голову.

— Я уезжаю, Варь, — произносит с нажимом.

Сердце обрывается, по спине снова ползет озноб. Вряд ли речь о банальной командировке, но я все-таки рискую уточнить:

— Куда?

— Сначала в Париж, там штаб-квартира, а потом куда отправят, — лаконично и кратко отвечает Макс.

— Куда, например?

— Не знаю, Варь. В любую точку мира.

— А это опасно?

— Задания разными бывают и связанными с рисками для жизни — тоже. Но это все неважно. Я смогу заниматься настоящей фотографией, делать что-то полезное в мировом масштабе, фиксировать историю, снимать места, где еще не ступала нога человека, — с горящими глазами перечисляет Максим.

— А такие бывают? — недоверчиво спрашиваю я.

— Вот и узнаю, — он широко улыбается, демонстрируя обаятельные ямочки на щеках.

— Мне расскажешь?

— Конечно, расскажу, — с энтузиазмом кивает Макс. — Если ты будешь мне писать, — добавляет без улыбки.

— Надолго уезжаешь? — спрашиваю упавшим голосом.

— Да, Варь, — подтверждает мои наихудшие догадки. — Мне предоставят квартиру в Париже. Сомневаюсь, что я очень часто буду там появляться, но все же гораздо чаще, чем здесь.

— То есть ты насовсем переезжаешь? — допытываюсь я, отчаянно нуждаясь в конкретике.

Макс неопределенно ведет плечами. Схватив бокал, я жадно вливаю в себя чуть ли не половину. Горло обжигает горечь, и стекает ниже, в желудок. Лицо пылает, а внутри лед.

— Когда? — задерживаю дыхание.

— Как только будут готовы документы на выезд. Максимум — две недели.

Несколько мучительных мгновений молчим, неотрывно глядя друг другу в глаза. Две недели — стучит в моих висках озвученный срок. Всего четырнадцать дней, по истечении которых мой голубоглазый принц упорхнет покорять новые горизонты и вершины, а я останусь здесь и, возможно, никогда его больше не увижу… вживую.