Пару минут понаблюдав за обнаженной русалкой, я ухожу с балкона и без единой здравой мысли в пустой башке, спускаюсь вниз. Сделав обходной крюк по неосвещенной территории, бесшумно подбираюсь к шатру, откуда до бассейна рукой подать. Нечего не подозревающая розоволосая сирена по-прежнему резвится в воде, нарезая круги и время от времени сверкая голым задом. Без тормозов девчонка.

Усмехнувшись, я жду, когда отчаянная купальщица повернется ко мне спиной. Особо не таясь, приближаюсь к лесенке и подбираю с газонной травы небрежно брошенный халат. Заполучив трофей, вальяжно разваливаюсь на одном из шезлонгов и прикуриваю сигарету.

Раскинувшись звездой на воде, Варя любуется звездным небом, а я ее торчащими сосками. Она мне не нравится, совсем. Терпеть не могу такой тип людей. Наглая, невоспитанная, хамоватая. Многие приняли бы манеру ее поведения за непосредственность, но я вижу в ней совсем другое. Бесцеремонность, несдержанность и дешевые понты. Поэтому меня немного раздражает набухшая эрекция в штанах. Члену по хрен какие шквальные ветра гуляют в розоволосой голове, он реагирует на обнаженку, с которой, к слову, полный порядок.

Она замечает меня далеко не сразу, и я даже успеваю заскучать. Высокий борт на дает рассмотреть то, что находится ниже уровня воды, а на спине бесхвостая русалка плавала от силы пару минут, оставив меня без увлекательных зрелищ, ради которых, я, собственно, сюда и приперся.

Ситуация в корне меняется, когда, закончив с купальными процедурами, Варя хватается за поручни лестницы и приподнимается из воды. Я как раз в этот момент щелкаю зажигалкой, подкуривая очередную сигарету. Вспыхнувший огонек на мгновенье освещает мое лицо, вырвав его из густого сумрака. Испуганно пискнув, девушка резко приседает, инстинктивно скрещивая руки на голой груди. В итоге вижу только ее розовую макушку и огромные растерянные глаза.

— Как водичка? — лениво любопытствую я, выпуская облако горького дыма.

— Теплая, как парное молоко, — бойко отвечает девчонка, несмотря на взъерошенный вид. Подняв голову и вытянув шею, она суетливо шарит взглядом по газону, где остались только Викины сланцы.

— Что-то потеряла, Варь? — я наклоняюсь вперед, опираясь локтями на расставленные колени. — Выходи, вместе поищем, — в моем голосе ни капли насмешки. Она подозрительно сощуривает глаза, пытается что-то сказать, но только воинственно раздувает щеки. — Меня, что ли, стесняешься? Так я уже все видел. Причем при свете дня. Не боись, трусиха, на этот раз в кусты не потащу… если будешь хорошо себя вести.

— Во-первых, ты видел не всё, — она явно намекает на отсутствие нелепых розовых трусов, что меня полностью устраивает. — Во-вторых, я не трусиха, а в-третьих, верни халат.

— Или что? — подначиваю я, откровенно забавляясь. — Забрызгаешь меня до смерти? Или будешь сидеть тут до утра? Кожа размокнет, Варь, и писать захочется, а в бассейн культурные люди не писают.

— А я некультурная. Мне можно, — нагло заявляет мелкая стервозина. — Специально наглотаюсь воды, чтобы побольше написать. Как тебе такой вариант?

— Ты этого не сделаешь, — не очень-то уверенно говорю я.

— Спорим? — она ехидно ухмыляется, и я отчетливо понимаю — сделает. У этой оторвы точно ума хватит. Стыда-то ноль, как и чувства меры. В голову закрадывается похотливая мыслишка, что в некоторых областях эти качества скорее плюс, чем минус. — О чем призадумались, Максим Батькович? — глумится бесстыжая пигалица. — Подсчитываете, во сколько вам встрянет чистка бассейна? Так я могу избавить вас от лишних затрат. Халатик верните и идите с миром в свою опочивальню.

— Я смотрю, Варвара, у тебя крестьянский диалект прорезался.