Андрей Ильин. По ту сторону жизниОбет молчания – 18
Предисловие
Собрались на Ближней даче, под самое утро. Все пребывали в изрядном подпитии, но были еще бодры. Двигая стульями, расселись вдоль стола, на котором против каждого места стояли бутылки с винами и тарелки с закусками. Во главе стола сел «Хозяин». Все были оживлены и гомонили, обсуждая недавний банкет и делясь какими то кремлёвскими сплетнями. У дверей застыли немыми истуканами пара официантов с тележками, готовые в любой момент сменить блюда или принести вина, взгляды их были отрешённые, они ничего не видели и не слышали. Потому что не должны были. Может, они даже были глухонемые, потому что никогда рта не открывали. Присутствующие гости расстёгивали воротники и распускали ремни, готовясь к продолжению праздника, по случаю дня рождения Ворошилова. «Хозяин» звякнул вилкой о стакан. И все осеклись. – Налэвайте. Налили. Замерли. – Хочу поднять этот бокал за тебя, дорогой Климент, чтобы всё у тебя было лучше всех. Как говорят у нас на Кавказе – будь быстр как барс, хитёр как лисица и летай высоко как орёл. – Спасибо, Коба! Все разом встали, стуча стульями, подняли рюмки, выпили, заговорили: – С днём рождения, Климент… – Сто лет живи, а потом еще сто… Хозяин сел. И все сели. Звякнули вилки и ножи. Потом были еще тосты. Сухие вина из кремлёвских погребов были почти без градуса, но когда пьёшь весь день, вечер и ночь – всё равно забирает. Физиономии гостей краснели, языки развязывались. «Хозяин» пил любимое «Карталинское» тридцатиграммовым стаканчиком и смотрел, и слушал, улыбаясь в усы. Он вообще любил слушать… – Тост, у меня тост! – крикнул, вставая, Хрущёв. Его потянули было за рукава назад, но он вырвался, повернувшись всем корпусом к «Хозяину». – За нашего вождя и победителя, великого товарища Сталина! Все вскочили, подняв рюмки. Хрущёв всхлипнул, утёрся рукавом и сказал: – Как мы будем без тебя, дорогой ты наш Иосиф Виссарионыч? Сиротами станем! И все мгновенно умолкли. И рюмки замерли в руках, не донесённые до рта. Не так сказал Хрущ. И не то. Простой мужик, от сохи, вечно что нибудь сморозит. Да еще, спьяну назвал товарища Сталина по имени отчеству, что было не принято и «Хозяину» не нравилось. И всё вокруг замерло в ожидании. Потому что никто не знал, что за сим последует. И Хрущёв, что то такое сообразив, закрутил головой и пошёл от шеи пятнами. Генералиссимус усмехнулся, глянул на своих сподвижников, но глаза его не улыбались. Глаза его были ясны и остры. – Хороший тост, – сказал он. – Но только это не скоро будет. Я еще всех вас похороню. На Кавказе долго живут! Пейте, пейте… За мое здоровье пейте. И ты, Никита, пей! Хрущёв, быстро опрокинул рюмку. И все за ним. И тихо опустились на стулья, уперев глаза в тарелки. «Хозяин», не торопясь, встал, отошёл к окну, закурил трубку. И пауза тянулась и томила. – А вы чего сидите? Сегодня хороший день, сегодня день рождения лучшего друга советских спортсменов, нашего дорогого товарища Ворошилова. Пейте, кушайте, – приветливо сказал товарищ Сталин. – Вы мои гости, чувствуйте себя как дома. На Кавказе, кто не пьет и не ест в гостях, тот наносит хозяину дома обиду. – И тихо, в усы, проговорил: – Смертельную обиду… Но эту, последнюю, фразу никто не услышал. И все вздохнули с облегчением и стали пить и закусывать. А «Хозяин», стоя у окна и затягиваясь, смотрел сквозь клубы дыма на своих веселящихся друзей сподвижников. |
