Мы и так уже собрали неплохую кучу серебра.
— Ты говоришь в точности как Соклей, — сказал Менедем, и ухмылка Диоклея стала шире и еще нахальней.
Менедем сделал вид, что бросает в него чем-то, и продолжил:
— Я и сам бы не прочь получить плату за ничегонеделанье — да и кто бы отказался? Но если нам не придется отплыть с зерном, его просто сгрузят и заставят нас вернуть все деньги до последнего обола.
— Будь мы настоящими пиратами, мы бы мигом ускользнули из гавани, почуяв, что дело принимает такой оборот, — заметил келевст. — На галере, в конце концов, вполне можно это сделать.
— Может, ты и прав. — Менедем пожалел, что Диоклей подал ему эту идею, уж очень она была заманчивой. Но он без труда нашел в ней и изъяны. — Ты сам сказал — со всем этим зерном на борту мы будем двигаться медленно, как запряженная волами телега. И, держу пари, из Регия бы тут же послали за нами вдогонку флот, если бы мы улизнули с зерном и с деньгами. Этот Онасим, похоже, пользуется тут большим влиянием.
— Да, так и есть, — ответил Диоклей. — Тогда ладно. В любом случае я буду молиться, чтобы боги послали нам попутные ветра.
— И я тоже, — заключил Менедем.
Соклей считал себя современным, разумным человеком. Его смущало, что последние два дня он то и дело молился о встречных ветрах: ничто иное не могло помешать неразумным замыслам его двоюродного брата. Еще хуже было то, что боги упорно оставляли его молитвы без ответа.
Сегодня с утра опять дул северный ветер.
«Вот и надейся после этого на богов», — подумал Соклей. Веский довод в пользу рационализма.
Менедем встал еще до рассвета и теперь, улыбаясь, глядел в небеса. Вот и его молитву о попутных ветрах боги почему-то не услышали… Настроение у Соклея сделалось еще мрачнее. Но, вместо того чтобы позлорадствовать над двоюродным братом, Менедем указал на тонкий серп луны, видневшийся рядом с солнцем.
— Еще один месяц почти на исходе, — сказал он.
— Это точно.
Соклей вгляделся в рассеивающийся сумрак между малюсеньким ломтиком луны и Орионом на горизонте.
— А вот и путеводная звезда Афродиты.
— А ведь верно, — кивнул Менедем. — Да, зрение у тебя вполне, если ты смог различить ее на светлеющем небе. Солнце почти встало.
— Я просто знал, куда смотреть, — пожал плечами Соклей. — Орион скользит вниз по утреннему небу по направлению к солнцу уже несколько недель. Еще немного — и мы увидим его как вечернюю, а не как утреннюю звезду. Люди раньше думали, что вечером и утром появляются разные звезды, и называли вечернюю «путеводной звездой Гермеса».
— Что значит — раньше думали? — переспросил Менедем. — Половина наших моряков наверняка до сих пор еще верят в это.
— Я имею в виду образованных людей, — ответил Соклей. — Наши моряки — славные ребята, но…
«Большинство из них думают только о маленьких рабынях, а некоторые и вовсе о мальчиках, — мысленно добавил он. — Их интересы сводятся к тому, чтобы хорошенько напиться и подраться». Соклею было непонятно, о чем вообще можно говорить с такими людьми.
— Мне они очень нравятся, — заявил Менедем.
— Знаю. — Соклей очень постарался произнести это не осуждающим тоном.
Да уж, хороши вкусы у его двоюродного брата!
Менедем, казалось, не заметил тона Соклея, что было только к лучшему.
— Мы отплываем сегодня, — сказал он.
— Ясно. |