Изменить размер шрифта - +
Потом Тима открыл здесь мастерскую, и, когда делали ремонт, он хотел этот крюк вывинтить и не смог. Он говорил: «Торчит крюк, а он мне совершенно не нужен». Да, да, это она отлично помнит! Почему же веревка висит на этом крюке? Веревка висит и качается. Качается веревка потому, что наверху работают сотни швейных машин и трясут потолок мастерской…»

Вскрикнув, она бросилась к мастерской и ударила плечом в дверь. С грохотом и звоном, дробясь на мелкие осколки о железную подпорку внизу, стекло посыпалось внутрь тамбура. В окна швейной фабрики выглянули работницы. Машины наверху остановились, и в наступившей тишине Вера услышала собственный крик.

— Что случилось? — крикнул кто-то сверху.

По лестнице загремел топот многих ног, выбежали работницы, впереди них показался закройщик, вооруженный длинным ножом для раскроя, он допытывался:

— Что случилось? Черт, да что же случилось, в конце концов?

Вера молчала.

Закройщик бросился к двери, сквозь разбитое стекло протянул руку и вытащил угловое железо, подпиравшее дверь, затем, убедившись в том, что вторая дверь закрыта изнутри на крючок, он вставил узкое лезвие своего ножа в щель и приподнял крючок.

То, что он увидел, заставило его отшатнуться.

— Граждане, что здесь происходит? — спросил сержант милиции, с трудом протискиваясь через толпу.

— Там… там… — только и мог произнести закройщик, указывая на открытую дверь мастерской.

Милиционер вошел в мастерскую и тотчас же выбежал обратно.

— Поручаю, гражданин, вам! — распорядился сержант, обращаясь к закройщику: он был здесь единственным мужчиной. — Никого не пускайте в мастерскую, пока я не вернусь! — И, придерживая правой рукой кобуру, он побежал в сторону площади, где был телефон-автомат.

Когда милиционер вернулся, возле мастерской уже тормозила дежурная машина, приехали начальник районного отделения милиции, следователь и судебно-медицинский эксперт.

Майор принял рапорт сержанта милиции и пошел в мастерскую, где следователь уже приступил к фотосъемке места происшествия.

Заметив на жестком диване для посетителей женщину, майор сказал:

— Прошу, гражданка, удалиться. Здесь вам делать нечего!

Женщина сидела прямо и неподвижно, закрыв рот тыльной частью руки. Взгляд ее был устремлен вперед. Вздрагивая всем телом, она дышала часто и порывисто, как зверь, загнанный погоней.

— Товарищ сержант, удалите с места происшествия постороннюю, — распорядился майор, указав на женщину.

— Какая же она посторонняя? — вмешалась одна из работниц. — Это Вера Холодова, жена… Я ее сразу узнала, она депутат горсовета, мы за нее голосовали…

Майор повернулся к Холодовой. Ее глаза с неестественно расширенными зрачками были устремлены в одну точку. Майор проследил взгляд Холодовой и увидел: на уровне ее глаз раскачивались ноги трупа, правый обшлаг брюк завернулся, обнажив протез. Взгляд женщины был прикован к хромированному шарниру протеза, в котором отражалась светлая точка электрической лампы, стоящей на верстаке.

 

 

ЛУИЗА ВЕЙЗЕЛЬ

 

 

На частых и крутых излучинах пути вагон припадал то на одну сторону, то на другую. В перечеркнутом телеграфными проводами небе, гонимые ветром, мчались причудливые клочья облаков, унося с собой последние, предвечерние краски заката. Наступили сумерки. Монотонно, в унисон перестуку колес, дребезжала ложечка в стоящем на столе стакане.

В купе было четверо пассажиров. Прижав к себе уже остывшую грелку, забывшись тяжелым и беспокойным сном, на нижнем месте лежала павлово-посадская ткачиха: она ехала в Карловы Вары лечить больную печень.

Быстрый переход