|
Глаза были неподвижны и ничего не выражали. Умирал ли он? Однако, его губы двигались, сначала беззвучно, потом раздался слабый голос: - Кто вы? Она заколебалась. У нее кружилась голова. Она не знала, что делать. Она находилась на опасном пороге, который не решалась пересечь. Глядя ему в глаза, она сказала, задыхаясь: - Я - графиня де Пейрак. Он ничего не сказал. Но она готова была поклясться, что его зрачки загорелись голубым сиянием. Но никакая сила не смогла бы удержать и ее от расспросов. Услышал ли он, понял ли? - Я пойду приготовлю детям еду. А потом... мы увидим. Но вот снова его глаза загорелись очень чистым, очень ясным голубым сиянием: светом сапфира. Тот же голос, слабый и задыхающийся, отбирал последнюю энергию истерзанного тела. Она склонилась над ним, чтобы расслышать его слова, формулы вежливости, предписанные всем членам аристократического общества: - По... позвольте мне, мадам, пред... представиться. Меня зовут... Себастьян... д'Оржеваль... Очень медленно солнечные лучи передвигались по стенам. Ничего не двигалось в заброшенном форте, ничего не казалось живым, кроме двух струек пара, вырывающихся из ослабевших губ. Это не должно было произойти. Было слишком поздно! Но это все-таки произошло. Анжелика де Пейрак и иезуит Себастьян д'Оржеваль глядели друг на друга. ЧАСТЬ ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ ПЛОТ ОДИНОЧЕСТВА Глава 53 Выздоровление, которое происходит из-за маисовой похлебки, обогащенной мясным порошком, это один из феноменов, оправдывающих замкнутость мира и усиливающих веру в Бога. На самом деле нужно так мало земных даров, чтобы вернуть из могилы маленьких детей, полных жизни, которых голод сделал похожими на цветы, увядшие без воды. Анжелика накормила их маленькими порциями, словно птенцов, позволяя им заснуть между глотками. А теперь они просыпались, как и раньше, в то прекрасное утро в Вапассу, и выскальзывали из кровати на маленьких похудевших ножках, горя нетерпением пуститься на исследование всех интересных вещей, которые сулил им новый день. И Шарль-Анри, который был очень заботливо укутан, и заставил близнецов натянуть поверх ночных рубашек халатики, подошел к Анжелике и сказал: - Можно, матушка, я буду вам помогать ухаживать за "умершим"? Неужели ему удалось выйти из комнаты, осмотреть дом и обнаружить в большом зале неподвижное тело? Без сомнения. Накануне, - действительно ли это было накануне? - в течение нескольких часов она работала словно трудолюбивый муравей, перетаскивая неоценимые сокровища: мешочки с толченым мясом, с диким рисом, с мясом и фасолью, с сухими фруктами, которые она старательно разложила и разделила их содержимое на ежедневные порции. О! Дорогой и святой хлеб насущный! Она варила похлебку и думала о том, что ее дети теперь оживут. Они глотали драгоценную еду, даже не открывая глаз. Потом она поела сама. И тут она вспомнила слова, сказанные умирающим священником: "Я - отец д'Оржеваль!” Она не понимала, зачем Уттаке понадобилось его спасать, если она собственными ушами слышала слова Уттаке: отец д'Оржеваль мертв. Правда, не было никакой уверенности в том, что именно Уттаке, вождь индейцев-могавков, прислал ей эту спасительную посылку. |
