— Я писала, Адам. Я часто писала, дорогой. — Она держала его лежащую на столе руку, постоянно теребя его пальцы, как будто стараясь убедиться, что они все на месте. — Ты должен верить мне. Ты ведь понимаешь? Это не вина отца. Он хороший человек. Видимо, он счел, что будет лучше, если ты не получишь моих писем. — Неожиданно она отвела взгляд, и он увидел, что она испытывает страдание; в глазах ее блеснули слезы. — Я была недостаточно хороша для него. Я слабая женщина. Мне нужны были вещи… — На мгновение она потеряла способность говорить и стала подливать ему чай слегка трясущейся рукой. — Я задыхалась, Адам. Я чувствовала, что вот-вот умру.

Он не знал, что сказать. Молча улыбнувшись ей, он сжал ее руку и опустил лицо к чашке.

Она высморкалась в носовой платок с кружевами. Через несколько секунд взглянула на него и улыбнулась. Слезы отступили.

— Значит, ты собираешься стать хорошим врачом?

Он изобразил гримасу на лице.

— Надеюсь. — Он освободил руку, чтобы помешать в чашке сахар. — Если и стану, то благодаря тому, что учился у тебя. Навещая всех этих людей в приходе. Ненавидя их страдания. Желая помочь им.

Он смотрел в свою чашку, неожиданно отвлеченный воспоминанием о лежащем под деревом молодом человеке. Маленькими руками Брид промывала рану Гартнайту. Странно. С тех пор как он приехал в Эдинбург, он ни разу не вспомнил о ней.

Он снова посмотрел на мать. Ее лицо было спокойным.

— Все это мне было ненавистно. Что же касается визитов, то, когда я выходила замуж, я не имела представления, что значит быть женой пастора. — Она замолчала, не замечая явного разочарования в глазах сына. — Я встретила мужчину, Адам. Хорошего, доброго, нежного, отзывчивого.

Адам напрягся. Он не желал этого слушать.

— Я надеялась, что твой отец даст мне развод. Я являлась виновной стороной. — Она посмотрела на Адама, а затем вновь отвела взгляд. — В таком случае я могла бы вновь выйти замуж. — Она не пожелала смотреть ему в глаза. — Но, разумеется, он не может пойти на это как представитель церкви, так что я… должна притворяться. — Она взглянула на свои руки. Почти непроизвольно Адам также перевел на них взгляд и увидел, что узкого золотого обручального кольца уже нет. Его место заняло кольцо из витого серебра с гравировкой. — Прости, Адам. Я пойму, если ты ненавидишь меня за это. — Она просила, по-прежнему избегая его взгляда.

Он кусал губы. Он не мог понять, что ощущает. Гнев? Обиду? Неприятие и, несомненно, ненависть, но не по отношению к ней, а по отношению к незнакомому человеку, который увел ее у них.

Он нервно откашлялся.

— Ты теперь счастлива?

Она кивнула.

Он вновь отвел от нее взгляд. Она счастлива! А она подумала хоть раз о нем, представила себе его одиночество, его опустошенность, когда уходила? Он уже был готов расплакаться, вспомнив, как его дразнил Уи Мики. Ребята в деревне были абсолютно правы. Она ушла с другим мужчиной. Она, выражаясь языком отца, проститутка.

Он резко поднялся.

— Боюсь, я должен идти. — Он тщательно контролировал свой голос.

— Адам! — Наконец она взглянула на него, опустошенная.

— Извини, мать. — Он вдруг понял, что даже не знал, как обратиться к ней. Не «мама». Ни в коем случае не «мама». Никогда больше.

— Мы увидимся еще, Адам? Вскоре? — На ее глазах вновь выступили слезы.

Он пожал плечами.

— Возможно. — Он не мог больше выносить этого. Повернувшись, продефилировал между столиками и почти бегом выскочил на улицу.