– А я помочь не могу?

Она обернулась (он шел чуть сзади), посмотрела на него иронически (что-то ты понимаешь!), но все-таки не выдержала и заговорила про беду свою.

– Понимаете, прошли с ребятами весь алфавит, все буквы они уже знают и подряд, и в разбивку, а в слова складывать ну никак не могут. Бьюсь, бьюсь, и ничего – ничегошеньки не получается.

– А буквы все до одной знают?

– Что я вам врать буду?

– Раз все буквы знают, значит и слова сложат. Было бы из чего складывать.

– Вам бы все шутить.

– Конечно, мне сейчас только и шутить.

Помолчали утомленные разговором. Шли. Он смотрел на ее затылок в кудрявых и коротких светлых волосах.

– А ты случаем, не эсерка, Анна?

Она опять обернулась и поймала его взгляд.

– Тиф у меня недавно был.

– Ясно. Постоим немного, – предложил он. Они постояли немного. Спиридоновская рука абсолютно машинально сползла на ее талию.

– Это еще что такое? – в гневе спросила Анна.

– От слабости это, Аня, – миролюбиво объяснил Спиридонов.

– Пошли, – приказала она.

Когда сквозь разреженный лес увиделись деревенские зады, он полюбопытствовал осторожно.

– Спрячешь ты меня куда?

– У хозяйки моей баня есть. Мы ее сейчас не топим, в печке моемся. Так вы в баньке пока поживете.

– Везет мне на баньки! – сказал Спиридонов.

* * *

После снарядами рваных лесов и полей, после деревенской тьмы и глуши в городе, ах. Как приятно. И стучали подковы по булыжнику, и шумно было вокруг, и шли чистые дамочки тротуарами. Георгий Евгеньевич и фельдфебель верхами ехали, главной улицей завоеванного города.

– Не стоит, Георгий Евгеньевич, ей Богу, не стоит, – говорил фельдфебель и непроизвольно, трогал под козырьком фуражки плотную повязку. Много у него сейчас было лица.

– Я не скажу, так ты донесешь – какая разница? – философски заметил офицер.

– Не донесу. Нечего доносить! Лежал мертвяк, и если бы не открыл глаза, так в мертвяках и числился бы. А не открывал.

– Все, Сергеич. Ответь мне лучше на число философский вопрос: почему наша контрразведка и ихняя всегда в городе в одном и том же здании поочередно размещаются?

– Очень даже понятно, – Сергеич разъяснял мрачно и со знанием дела. – Занятия у них похожие, а размещаются они всегда в бывшем полицейском управлении, там все для этих занятий имеется.

– Ишь ты как просто! – удивился Георгий Евгеньевич и, соскочив с коня у здания контрразведки, резво взбежал на крыльцо веселого заведения.

В дежурной части он сказал сидевшему за барьером пожилому подпоручику:

– Доложите ротмистру Карееву, что поручик Мокашев просит принять.

Дежурный вяло распорядился:

– Доложи.

– Слушаюсь.

Вестовой скрылся в дверях, которые вели во внутренние помещения.

Красивый лысеющий блондин поднял глаза от бумаг потому, что услышал старательный топот сапожищ. Поднял глаза и поморщился вопросительно.

– До вас поручик Мокашев, ваше благородие.

– Мокашев, болван. Проси, – Кареев поднялся из-за стола, одернул френч, ожидательно стоял.

– Юрочка! – сказал он, ликуя и разводя руки как бы для объятий.

– Здравствуй, Валя.

– Молодой, красивый и – что самое приятное – живой!

– Я к тебе по делу.

– К черту дела. От этих дел голова кругом. Замотался, устал, как собака.

– Пытать, что ли, устал?

– Дурак ты, Юрка.

– Не обижайся. Это я так, для красоты слога. – Мокашев хотел сразу покончить с неприятными делами.