Иссерли надеялась, что уж теперь-то Дэйв будет доволен, но выглядел он скорее озадаченным.

– Знаешь что, Луиза, – сказал он после некоторого молчания. – Забавно, что ты слушаешь кантри-энд-вестерн.

– Забавно?

– Ну да, необычно как-то это… для женщины. По крайней мере, для молодой женщины, понимаешь. Ты – первая молодая женщина, у которой я вижу в машине кассету с кантри-энд-вестерн.

– А что вы ожидали услышать? – поинтересовалась Иссерли. (Некоторые крупные бензоколонки продавали кассеты, она могла бы купить правильные.)

– Ну, танцы-шманцы какие-нибудь, – пожал плечами Дэйв, ни на минуту не переставая отбивать в воздухе ритм кулаком. – «Итернал» там, «Дабстар» или «Эм Пиппл». Может быть, Бьорк, «Палп», «Порти шхед».

Последние три названия показались Иссерли более подходящими для кошачьих консервов.

– Наверное, у меня странные вкусы, – призналась Иссерли. – Как вы думаете, мне бы понравился Джон Мартин? На что его музыка похожа? Может быть, попытаетесь мне описать?

В ответ на ее вопрос лицо автостопщика озарилось безмятежным, но в то же время интенсивным сиянием, как будто всю свою жизнь он жил в ожидании этого момента и вот теперь, когда он наконец настал, сможет показать все, на что способен.

– Ну, он чудеса творит с эхоплексом – педаль такая, понимаешь? Играет на акустике, но звучит она у него как электрическая – объемно, плотно.

– А-а-а, – откликнулась Иссерли.

– Вот он играет мягкий такой перебор на акустике, и вдруг – мгновение – и начинается БЭНП ДЖА! ДЖА! ДЖА! БЭНП – прямо по башне!

– А-а-а, – сказала Иссерли. – Звучит завлекательно.

– А как он поет! Этот чувак поет так, как никто на земле не поет! – И Дэйв снова принялся петь, выводя горлом такие хриплые рулады, что Иссерли задумалась, не пьян ли он на самом деле. В течение долгих лет Иссерли придерживалась правила: никогда не сажать к себе в машину сильно выпивших пассажиров, которые могут заснуть, прежде чем она примет решение, впрыскивать икпатуа или нет. Если бы Дэйв начал прямо с этого представления, она ни за что не посадила бы его в машину. Но он быстро пояснил ей:

– Это он нарочно так поет. Ну, как в джазе, типа.

– А-а-а, – сказала Иссерли. – Так вы часто ходите на Джона Мартина?

– Раз шесть или семь был. Но он бухает по-черному, понимаешь? Так бухает, что может в один прекрасный день вообще копыта откинуть. И тогда уже никаких больше концертов, так что будешь кусать себе локти и говорить: «Что ж я в последний-то раз на него не сходил?» И что мне тогда останется, цыпочка? Сидеть и пялиться в ящик?

– А вы в основном именно этим занимаетесь, Дэйв?

– Верно, цыпочка. Угадала, – откровенно признался он.

– И днем тоже?

– Нет, цыпочка, – рассмеялся Дэйв. – Днем я работаю.

Иссерли с разочарованием проглотила эту информацию. Она была почти уверена, что Дэйв – безработный.

– Итак, – продолжала она, надеясь услышать, что он хотя бы на работу является, когда ему заблагорассудится, – вы сегодня взяли отгул, чтобы съездить на концерт?

Дэйв посмотрел на нее сочувственно и сообщил:

– Цыпочка, сегодня суббота.

Иссерли вздрогнула.

– Ах да, конечно, – сказала она. Черт бы побрал Амлиса Весса – это все из-за него! Из-за его Дурацкой выходки она сегодня ничего толком не соображает.