— Либо это покажем мы, либо война сама найдет их, уже на своих условиях.
— Да, наверное, так было нужно… может, это даже пойдет им на пользу. Но мне это не по нраву.
Чувствуя бриллиантовый взгляд на своей спине, он радовался тому, что уходит от парня, а не двигается навстречу. Вишес видел его насквозь. А ему хотелось оставить при себе все, что выбивало его из колеи.
И да, поэтому он направлялся в церковь. Так поступают хорошие, богобоязненные католики, когда в душе творится сущий ад.
***
Пэрадайз проснулась как от рывка, не плавно вернувшись на поверхность сознания, ее туда катапультировали, руки заметались по тому, на чем она лежала, торс устремился вверх, глаза широко распахнулись.
Она была готова ко всему…
Кроме чистой, хорошо освещенной комнаты, заставленной двухъярусными кроватями, где никто не мог причинить ей вреда.
— Что… за..?
Она собралась осмотреться по сторонам, и ее шея хрустнула, открывая дорогу всевозможным неприятностям: ее ступни пульсировали, бедра болели до жути, ноги горели, одну икру свело судорогой, а живот ныл так, словно кто-то дал ей под дых.
Сбросив ноги на пол, она обнаружила, что ее переодели в больничную сорочку и мягкий халат.
— Не волнуйся, и доктор, и медсестра — женщины.
Она резко повернула голову к двери.
— Пэйтон?
Ее друг стоял в проеме лишь на половину, его испорченная одежда исчезла, сменившись свободным халатом с поясом. Он, очевидно, принял душ и поел… парень выглядел почти как обычно, приятная внешность, саркастичная улыбка, глаза с тяжелыми веками снова казались живыми.
— Можешь звать меня Сантой, — друг подошел и протянул ей кружку. — В конце концов, я к тебе с подарком.
— Стой… где мы? Что…
— Вот, выпей. — Пэйтон уселся на койку рядом с ее. — И прежде чем ты спросишь, в нем ничего нет, кроме двойной порции сливок и сахара. Все, как ты любишь.
— Который час? — она взяла кофе из простого приличия. — О, Боже… мой отец…
— Я сам позвонил ему. Мы в учебном центре Братства Черного Кинжала. Мы семеро приняты… особенно ты. Поздравляю, Пэрри. Ты это сделала.
Нахмурившись, она сделала глоток… и застонала.
— О, че… ничего лучше в жизни не пробовала.
Он снова встал и подошел к прикроватной тумбочке.
— Последняя Трапеза, миледи.
Когда он взял поднос с накрытыми блюдами, она чуть не выронила кофе.
— Где остальные?
— В комнате отдыха, месте для перекусов прямо за этой спальней. Почти все спят. Я заставил медсестру положить тебя здесь, по очевидным причинам.
— Очевидным…
А, ну да.
— Спасибо.
— Да, никаких компаньонок. Но я проверял тебя каждые пятнадцать минут.
После всего, через что она прошла этой ночью, ее добродетель, казалось, последнее, о чем ей следовало беспокоиться. Но по щелчку пальцев не избавишься от многолетнего воспитания.
— Поешь, — сказал Пэйтон. — Станет лучше, когда наполнишь желудок.
Перед тем, как наброситься на еду, она не могла не спросить:
— Все семь прошли? Ну, все… с кем мы шли? Все мы?
— Акс, Бун, Ново, Энслэм и Крэйг.
На последнем имени она опустила взгляд.
— Значит, это наш класс?
— Ага.
Взяв вилку с ножом, она повернула тарелку и застонала, ребра издали громогласное «ТЫЧТОТВОРИШЬ?!».
— Дерьмо, я не могу пошевелиться…
— Адвил. |