— Я была достаточно невезучей, чтобы стать одним из трофеев Феликса, — продолжила Фоби, рассматривая лица своих зрителей. — Последние недели он называл меня стервой, сукой и шлюхой. Не особенно оригинально, но кажется, Феликсу проще запоминать короткие слова. Он трахался со мной в темноте, а иногда и при свете, так что я могу с точностью сказать, когда он кончает — хотя, хватит и простого счета до десяти. Он так изворотлив, что может поцеловать собственную задницу, а теперь это окажется для него полезным, потому что я больше не собираюсь этого делать. Мне надоело смотреть, как он любуется своим отражением в серебряной ложке, с которой он родился, и я ухожу.

«Остановите меня!» — беззвучно кричала она. Перестаньте смеяться, смотреть, шептаться и упиваться зрелищем. Просто остановите меня, ради бога. Останови меня, Дилан.

Но он зажег еще одну сигарету и с мучительным молчанием посмотрел на Феликса, не делая ровным счетом ничего.

— Я хочу, чтобы он исчез из моей жизни, — продолжила Фоби. Каждое слово жгло ее сердце, словно раскаленное железо. — Он чертовски настойчив, но с меня хватит его больного недалекого ума и отсутствия мужества.

«Возрази, Феликс! Ради бога, скажи что-нибудь. Защищай себя».

— Он больше не нужен мне, — сказала она срывающимся голосом. — Он глуп, он тщеславен, он неудачник и он слишком сильно любит себя, чтобы обращать внимание на других. Он думает, что женщин можно поставить наравне с использованным презервативом — трахай их и бросай их, вот его девиз. Утоли зуд и вышвырни суку. Но есть одна сука, которая сделает это первой. Мой девиз — избавляться от неудачников.

Она взглянула прямо на него, отчаянно желая спровоцировать реакцию, но когда посмотрела в эти мучительно несчастные глаза, единственная реакция на ее слова возникла в ней самой. Ей следовало быстро уйти, пока она не сломалась.

Направляясь к двери, Фоби задержалась у человека, которого любила больше всего на свете, и обнаружила, что не может видеть его из-за слез.

— Прощай, Феликс, — сказала она, пытаясь сдержать дрожь в голосе. — Я это сделала.

Оказавшись за дверью, она бросилась прочь от радостных возгласов и аплодисментов и так быстро распахнула следующую обитую сукном дверь, что она ударила ее по лицу. Спотыкаясь вошла в пустую кухню, открыла дверь чулана и подхватила на руки радостную Яппи. Отворачиваясь от теплого языка, Фоби распахнула дверь в сад и побежала по траве, сбрасывая туфли и чувствуя, как ноги утопают в росе. В конце сада она перебралась через железное ограждение и бросилась вперед по заросшей травой дороге, спотыкаясь на бегу и не замечая боли, когда ей в пятки впивались острые камни, а кусты ежевики царапали ноги.

Через десять минут она мчалась по подъездной аллее, посыпанной крупным гравием, который ранил подошвы ее ступней. Аллея казалась бесконечной, но Фоби слепо бежала вперед на приглушенный лай собак.

43

Заставив всех собак лаять немного громче, Джин Ситон чуть приоткрыла дверь. Она была в самой старой ночной рубашке и изъеденном молью свитере, надеясь вызвать отвращение у потенциального насильника. Тони отказался спустится вниз и посмотреть, кто так неистово барабанит в дверь. Он отправил ее, а сам остался лежать в постели.

— Фредди! — изумленно выдохнула она, увидев на пороге дрожащую, заплаканную девушку.

Поддавшись новому приступу душераздирающих рыданий, Фоби стояла в полосе света, льющегося из-за открытой двери, безнадежно несчастная. Чулки были разодраны в клочья, а от покалеченных ступней на каменном пороге оставались пятна крови. Она прижимала к груди неугомонного пятнистого щенка, к которому мгновенно ринулись все собаки Ситонов, предлагая свою дружбу.