Леон позади вошедшего, подмигнул Мэлоуни и вышел, закрыл за собой бесшумно дверь.

В начала своей полицейской карьеры Энтони Каппеллетти зарекомендовал себя отличным специалистом отдела по борьбе с организованной преступностью и не только потому, что был по происхождению итальянцем. Он даже говорил по-итальянски, он вырос в части города под названием Маленькая Италия, ходил в школы с сыновьями и племянниками крестных отцов и рядовых членов банд (которые в следующем поколении станут капо и бандитами), и самое главное, Энтони Каппеллетти ненавидел мафию. Презирал. Абсолютно не понимал ее смысл. Почему изо всех национальностей, бурлящих вместе в одном удивительном плавильном котле под названием Нью-Йорк, только итальянцы имеют свой собственный крупный организованный преступный синдикат. Воспринимал он это как личное оскорбление. Голландец Шульц итальянец? Нет. Багси Сигел итальянец? Нет. Дион О’Бэньон итальянец? Черт, нет! Почему на немцев, евреев, ирландцев не падает тень подозрения, что все немцы, все евреи и все ирландцы мафиози? Нет! Только итальянцы вынуждены жить с этим общим мнением, что все итальянцы (за исключением, пожалуй, Матери Кабрини) состоят в мафии. Энтони Каппелетти считал такое положение дел недопустимым, как будто произошел ужасный брак — между ним и его этнической принадлежностью. В первую очередь отвращение к мафии направило его в полицию, и именно его абсолютно искренняя антипатия явилась причиной назначения начальником отдела по борьбе с организованной преступностью.

В этой должности он пребывал уже четыре месяца. «Я поговорю с ними на их «языке», — сказал он своему начальству на одном из совещаний, которые прошли за эти четыре месяца. Так он и сделал. Он так «поговорил», что за эти месяцы он создал абсолютный кризис законности и правопорядка в городе Нью-Йорке. То, что Каппеллетти сделал, было предельно ясно для мафии: ложные улики, ложные свидетельские показания, запугивание свидетелей, «заказные» дела, подкуп присяжных, противозаконная прослушка, допросы с пристрастием и периодические выстрелы из дробовика в окно ресторана. Казалось, он собирался полностью стереть мафию с лица Земли — то есть с Нью-Йорка — и сделать это собственноручно еще до наступления Рождества. За эти четыре месяца хоть Каппеллетти почти и не убил никого, но наломал много костей, взорвал массу авто и похоронных бюро, упрятал за решетку такое количество мафиози, что лидеры этих банд собрались на особом закрытом заседании на Багамах, где запланировали наиболее радикальную атаку в истории мафии.

Они пригрозили покинуть Нью-Йорк.

Вести распространялись, тихо, но четко. Нью-Йорк и в прошлом терпел потери — Нью-Йорк Джайентс перебрались на болота Джерси, Америкэн Эрлайнз ушли в Даллас, десятки центральных офисов переместились в Коннектикут, какое-то время назад даже фондовая биржа грозилась закрыться — но настоящие проблемы ждут Нью-Йорк тогда, когда мафия встанет и уйдет. Подумайте, если гангстеры уйдут, что произойдет со всеми предприятиями, куда внедрены преступные элементы, кто будет ими управлять? В первую очередь те самые клоуны, которые развалят их, забирая черный нал, который им предоставила мафия, вот кто. Представьте все эти рестораны, цеха по обработке льна, финансовые компании, автомобильные дилеры, частные мусоровозы, супермаркеты, грузоперевозчики и клининговые компании без дисциплины, компетенции и финансовой поддержки мафии. Представьте, что случиться с Нью-Йорком, если он лишится своих номинальных владельцев.

А представьте, сколько полицейских, политиков, газетчиков, профсоюзных чиновников, городских инспекторов, юристов, бухгалтеров, агентов по связям с публикой находятся на иждивении мафии. Придется ли Нью-Йорку по душе потеря крупного работодателя, которая изменит баланс рабочей силы?

Поначалу угрозе не придали значения, ведь Фондовая Биржа грозилась сделать то же самое уже много раз.