|
В первый миг были – встреча, оторопь, сердечный толчок: кто-то в твоей одежде. Надо было себя перевернуть. И всякий раз заново переучиваться смотреть. Хотя всегда узнавала себя в искаженной поверхности: в воде, в ложке, в пузатом боку эмалированного чайника. – О-о-т… – удовлетворенно проговорила Христина. – Оце так у нас в Пирново левшей вы-ворачувают. Ты в нас скорэнько будэшь молодцом! И часа два они с Христиной учились правой, слабой и неуклюжей рукой держать ложку, хватать мячик, бросать и поднимать с пола вещи, расчесываться. И даже управляться с куском газеты в уборной после «справы нужды». – Христина, ну… хватит, – наконец попросила девочка. Лицо ее осунулось, глаза потемне-ли, пот бусинами высыпал над верхней губой. За все это время она ни разу не плюнула, не ляг-нула ногой невинную игрушку, не взвизгнула. – Развяжи меня! Надоело! Христина вылепила отличную крупную дулю из красных пальцев и сунула Нюте под нос: – От! – проговорила она. – Трымай! Назад нэ поидэмо. От папанька у пъять з оспиталя прыйдэ, так у полпъятого и видщепну. Боженька терплячих полюбляе! А леваков проклятых бо-женька на дух нэ выносыть! Хошь з бисом водытыся? Нюта ввалившимися глазами смотрела на няньку-мучительницу. С каким-то неизвестным и, судя по Христининому тону, малосимпатичным бисом она водиться не хотела. Впрочем, лю-бит ли ее боженька, ей тоже было безразлично. Лучше бы, конечно, любил. Однако… если никчемушная правая рука станет такой же умницей и проворницей, как ле-вая, вот будет здорово кидать сразу пять мячиков, как тот жонглер в шапито! Девочка присела на табурет и задумчиво – впервые – почесала нос правой рукою. Господи, вот бы нюхнуть, вот бы шумно втянуть еще разок того густого волшебного аро-мата: смеси навоза, конского пота, свежих опилок, горячих фонарей и нагретого брезента! Как сердце забилось, когда заиграл оркестр, – грянул праздник, ударили по глазам из прожекторов струи красного и голубого света, и принц в коротком блестящем плаще, балансируя длинным шестом, нес на плечах миниатюрную девушку почти без одежды, но вся она сверкала и перели-валась блестками, как настоящая Дюймовочка! И вдруг под страшный барабанный бой взлетала и пружинно приземлялась прямо на канат обеими ногами! Папа тоже хлопал как сумасшедший и купил у тетки второе «крем-брюле» в коричневой пачке с нарисованным мушкетером. Но Нюта есть не могла. Сидела с пересохшим ртом, не от-рывая глаз от манежа. Навстречу ей по канату во внутреннем зеркале – в том, которое чуть выше глаз, – шла она, сама Нюта, с длинной палкой наперевес. Как вот эта Дюймовочка! Но не сейчас, не скоро. – Папа! – возбужденно проговорила она, потянув отца за рукав макинтоша. – Я тоже так могу! Я так умею… Я потом-потом… через много дней… тоже так умею! Отец отмахнулся: – Что ты бормочешь, дочура, глупости какие! – и сам съел крем-брюле – как сказал ей по-том, «на нервной почве, машинально, в три откуса». И этот жонглер после представления… Нюта с папой вышли последними, потому что она не желала уходить. Жонглер стоял, вер-нее, пружинно раскачивался из стороны в сторону в темном уголке возле огнетушителя. Он тре-нировался: подбрасывал и ловил пять желтых шариков. Время от времени шарик падал, жонглер ловил остальные – укладывал один за другим в длинную ладонь и наклонялся за упавшим. И вновь запускал над головой желтую пунктирную дугу. – Ну постой, па… – умоляюще проговорила она. Остановилась рядом. Смотрела, не отры-ваясь. Почему-то знала, когда шарик упадет. Вернее, видела, что вот он завис чуть ниже осталь-ных и, значит, немного отклонился в общей дуге… Пропустила один, другой… и, молниеносно и точно подавшись влево, схватила падающий мячик и протянула жонглеру. |
