А дальше – чистый хоррор: Джордж Старк выбирается из могилы, и два альтер эго Кинга – книжный гик и сумасшедший – начинают выяснять отношения.

В пересказе звучит не очень впечатляюще, но для того, чтобы увидеть в истории дополнительный слой, достаточно вспомнить творческий путь самого Кинга. Однажды пожилая женщина узнала его в супермаркете: «Я знаю, кто вы, вы автор ужастиков. Я не читала ни строчки из того, что вы написали, но я уважаю ваше право писать так, как хочется. Я то люблю настоящую литературу, типа «Побега из Шоушенка». Кинг так и не смог убедить ее, что эту книгу тоже написал он.

Эта история (возможно, выдуманная) очень показательна – Кинг ведь действительно довольно плодовитый и разнообразный писатель: большие творческие удачи у него перемежаются с катастрофическими поражениями; но ведь не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. Поэтому и в «Темной половине» вполне можно увидеть насмешку – над критиками и над нами, читателями, над нашей привычкой вешать на авторов ярлыки: этот пишет ужастики, а этот – о высоком; не перепутай.

А почему, собственно, один писатель не может делать и то и другое одновременно?

«Надеюсь, ты не ищешь в книгах Старка какой то подтекст или дополнительный смысл? Потому что их там нет», – говорит Тадеуш Бомон своему другу; но мы то с вами, – те, кто читал «Противостояние», «Труп» и «Сердца в Атлантиде», – мы знаем, что автор лукавит; и в «Темной половине» он дает нам всего понемногу – и хлеба, и зрелищ – и выпускает на волю оба свои альтер эго, – и сцены, наполненные сатирой на издательский бизнес и шпильками в адрес литагентов и критиков, перемежаются здесь со всевозможными клише из фильмов категории Б.

«Как писать книги» (2001)

Почти все книги о писательстве бесполезны. Их авторы расскажут вам «притчу о солитере» , посоветуют «побольше гулять», а если очень повезет – поведают о трехактной структуре произведения и научат расставлять запятые. Ни одна книга о писательстве не учит главному – справляться с отказами.

Еще в детстве Стивен Кинг начал отправлять свои рассказы в журналы фантастики. Их неизменно возвращали, и бланки с отказами он нанизывал на вбитый в стену гвоздь. Когда бланков стало слишком много, Кинг заменил гвоздь на плотницкий костыль. Он не отчаивался: «Когда ты еще слишком молод, чтобы бриться, оптимизм – вполне естественная реакция на неудачу».

Мне кажется, именно эта деталь – самая важная в его мемуарах «о ремесле», а в оригинале «On Writing». В ней есть что то от притчи, вроде того старого анекдота о Диогене, который просил милостыню у статуи, и на вопрос прохожих, что он делает, отвечал: «Приучаю себя к отказам».

Об этом Кинг и пишет в автобиографии. О том, что каждый молодой автор в самом начале пути борется не столько со словами, сколько с сомнениями; о том, что писательство – это добровольная робинзонада, и, если ты не опустил руки даже после десятка отказов, в какой то момент ты все равно почувствуешь эту пустоту – как астронавт, которого забыли на Марсе.