Книги Макьюэна написаны настолько аккуратно, что их надо бы поместить в палату мер и весов с табличкой «Образцовый среднестатистический роман с трехактной структурой». Серьезно, любой из них (кроме, пожалуй, «Солнечной») можно легко разметить, найти завязку кульминацию развязку, в каждом из них есть «побуждающее событие» и некое препятствие, которое протагонист должен преодолеть, «прожить». И он преодолеет, и эта «борьба», разумеется, изменит его. Яркие примеры – «Дитя во времени» и «Закон о детях». Все строго по канону. Похоже, на литературных курсах Макьюэна так сильно ушибли теорией, что сам он теперь каждый раз подсознательно воспроизводит один и тот же нарратив, и все его романы – идеальные учебники для начинающих писателей и сценаристов, на их примере очень удобно объяснять азы сторителлинга ученикам на курсах.

Что ж, это тоже достижение – быть мастером симметрии. Проблема в том, что это достижение скорее для садовника, чем для писателя.

Впрочем, и у Макьюэна есть сильные стороны, моменты ясности и ярости; вся штука в том, что проявляются они как раз тогда, когда автор откладывает свои садовые ножницы, секатор и зеленую биоразлагаемую лейку из «Икеи». В первой главе романа «Дитя во времени» – там, где у главного героя в супермаркете пропадает дочь, – кошмара больше, чем во всех игрушечных монстрах Стивена Кинга вместе взятых. Страх, на который давит автор, – настоящий, родительский. Или «Солнечная» – один из немногих текстов, где англичанин, кажется, впервые в карьере откровенно забивает на правила и просто наблюдает за своим придурком протагонистом – и тут же сам из зануды преображается в веселого, остроумного писателя.

И это показательно: стоит ему забыть о симметрии, тут же начинается литература. Поэтому, собственно, рядом с наполненным безумием и паранойей «Космополисом» аккуратно подстриженная «Суббота» выглядит как китайская подделка.

Хороший урок для всех начинающих авторов: стремление к симметрии – один из этапов становления писателя; но именно ее преодоление – признак зрелости.

В самом известном романе Кадзуо Исигуро «Остаток дня» главный герой – дворецкий, и он так преданно служит хозяину, что ради этой службы душит в себе все человеческое. В итоге, ближе к концу романа, дворецкий понимает, что жизнь прошла мимо, он ее проворонил, променял на идеальную сервировку стола в чужом доме (см. статью «Кадзуо Исигуро: как приручить банальность»). Вот и с Макьюэном та же история – к своим романам он относится как потомственный дворецкий к порядку в доме хозяина: тихо протирает серебро метафор и аккуратно расставляет симметричные канделябры сюжетов. Он не из тех, кто меняет привычки. Вот хоть бы раз построил крепость из диванных подушек или, не знаю, признался в любви вон той обаятельной горничной! Но нет, на такое он не способен. Ведь на курсах дворецких писателей такому не учат.

Мартин Эмис vs Дуглас Коупленд

Начнем издалека.

В 1985 году Мартин Эмис написал самый известный свой роман «Деньги» (Money: A Suicide Note). Книга получилась уморительно смешная – жестокая сатира на кинобизнес, присыпанная фирменным цинизмом Эмиса.

Цитировать ее можно абзацами:

«Лос Анджелес напрочь лишен подземных переходов. Здесь их просто нет. Поэтому если вы увидели клевый паб на той стороне улицы, не спешите радоваться, потому что единственный способ перейти дорогу в Лос Анджелесе – это родиться на той стороне».

Особенно читателям запомнился главный герой, Джон Сам (John Self) – толстый, похотливый невежда; человек, о котором вообще трудно сказать что либо хорошее; но – странным образом он не вызывал у читателя отвращения и ненависти, Эмис вывел необычный вид персонажа – disgusting but funny.