Я ненавижу это. Я все время чувствую себя трусихой и обманщицей.
Я пристально смотрю на Арианну. Ее глаза похожи на глаза тонущего человека. Мое сердце сжимается. Я заставляю черноту внутри себя опуститься вниз, оттесняя ее к краям моего сознания. Хотя я не заслуживаю, Арианна подарила мне часть себя, о которой я никогда не смела просить. Она так рисковала ради меня, лгала, отказалась от своего безопасного, популярного существования, и сделала это, когда я была для нее всего лишь остроумной дрянью. Я в долгу перед ней. Более того, я хочу помочь Арианне. Я могу сделать это. Я могу быть тем, кто ей нужен.
– Не останавливайся. Что еще?
– Иногда я злюсь или мне не нравятся чьи то действия, но не могу ничего сказать, потому что тогда стану сукой, прости за мой язык. Я так боюсь, что кто то заметит сколы на моей маске и сорвет ее, и тогда все узнают. На самом деле я вообще никто. И я перестаю быть собой. Я теряю себя. Я теряю себя и ненавижу за то, что поступаю так же, как и все остальные.
– Такое ощущение, что меня никто не видит. Я буквально исчезаю, и никто даже не замечает. Мои так называемые бывшие подружки не замечают меня. Мои родители меня не видят. Очень скоро я тоже не смогу себя разглядеть. – Она закрывает рот руками, как будто только что сказала что то ужасное. – Мне так жаль. Мне правда жаль. Ты проходишь через все это и слушаешь, как я болтаю ни о чем.
– Перестань извиняться. Серьезно. Это сводит меня с ума. Тебе не нужно извиняться за свое существование.
– Прости, – машинально говорит она, а потом икает.
Мы обмениваемся грустными, слабыми улыбками. Ее боль так же реальна, как и моя. Она пишет свою боль на своем теле, как и я. Меня охватывает странное чувство, которого я не испытывала уже очень давно. Это больше, чем долг перед ней. Я волнуюсь за Арианну. Я хочу, чтобы с ней все было хорошо. Еще больше я хочу ее дружбы.
– Ты должна начать есть. Ты должна простить себя. Со всеми твоими разговорами о Боге, милосердии и благодати ты должна знать это лучше всех.
Ее челюсть подергивается. Она ковыряется в обкусанных ногтях.
– Ты права.
– Где же милосердие к себе? Если Бог прощает тебя, то кто ты такая, чтобы отвергать это прощение?
Она колеблется долгое мгновение. Слегка покачивается взад вперед, ее плечи сгорблены.
– Ты права.
Мое горло сжимается. Мне трудно произнести эти слова, но я должна.
– Я не смогу сделать это сама.
– У тебя есть Лукас.
Я качаю головой.
– Нет. Он важен. Но ты мне нужна.
Слезы блестят в ее глазах.
– Я помню, как впервые увидела тебя. Наблюдала за тобой в классе, в коридорах. Ты всегда оставалась собой, громкой, язвительной, яростной и совсем не заботилась, что думают другие люди, даже когда они тебя ненавидели. Я восхищалась тобой. Я хотела знать, как ты это делаешь. Я хотела быть тобой.
Я смеюсь, несмотря на серьезность разговора.
Через мгновение Арианна тоже смеется.
– Просто находясь рядом с тобой, я хочу быть сильнее.
– Ты как Наместник .
– Что?
– У Наместника такие же оранжевые, коричневые и белые цвета и узоры, как у бабочки Монарх . Монархи питаются молочной капустой, которая делает их невкусными для птиц и других хищников. Наместники питаются ивами и тополями, а не молочной капустой. Поэтому, выглядя как Монарх, Наместник защищен, потому что птицы думают, что он будет ужасен на вкус. Он мимикрирует.
– Ладно, да. Я понимаю. Притворяйся, пока не получится, верно? – Она кивает, обгрызая ногти. – Я никогда не представляла тебя девушкой бабочкой. Вообще никогда.
– Я полна сюрпризов. – Я слегка подталкиваю ее плечом. – Ты сильная. Ты уже это доказала. Пришло время удивить себя. |