Вдалеке показались постройки компании. Они напомнили ему снимок, когда-то увиденный в "Лайф": заброшенный армейский пост времен Второй мировой войны. Потрепанные непогодой бараки, умывальня, отхожее место на тесно застроенном участке; с незапамятных времен стоят эти серые стены; окна забиты досками, ставни выбиты; в сорняках, разросшихся рядом с постройками, старые газеты, конфетные фантики и всякий другой мусор. Странно, что на дороге не видно ребятишек. Их тут всегда полно. Мало кто из взрослых выходит на улицу, если не направляется в поля или не возвращается с них, а малышня всегда бегает. Кажется, будто в восьмидесяти семи семьях, живших в лагере в этот сезон, сотни детей. Но тут Райан вспомнил, что нынче воскресенье. Ребятишки наверняка на мессе, или готовятся туда идти, или прячутся где-то в деревьях.

И точно. Вскоре он увидел людей, идущих от бараков к вязам, тем, что выстроились на левой стороне от дороги. В их тени приезжающий по воскресеньям священник всегда устанавливал карточный столик, который служил ему алтарем. Так же было и на сей раз. Свой "олдсмобил" священник поставил подальше, в стороне от дороги, и, спрятавшись за машиной, надевал облачение. Две женщины, накрыв карточный столик белой тканью, водружали на него распятие и служебник.

– Вот тут, – сказал Райан.

– Где?

– У этого барака.

Боб ухмыльнулся, нажал на тормоза, оглянулся в заднее окно.

– Холостяцкие апартаменты. – И выпустил Райана со словами: – Ну, так помни...

Райан побрел к бараку. Он слышал, как пикап завелся, а через миг скрипнули тормоза – грузовик снова остановился, но не стал оборачиваться. С него хватит! Он вдоволь нагляделся на этого бугая, а также его наслушался и нисколько не будет возражать, если Боб-младший навсегда исчезнет из его жизни.

Вскоре Райан открыл дверь барака, вошел в полумрак, пропахший плесенью. Когда-то здесь, видимо, стояла какая-то техника или хранились инструменты, теперь грязный пол устилали газеты, на которые были брошены куски джутовой ткани и старый соломенный половик. Тут они жили втроем. Теперь барак останется в распоряжении Билли Руиса и Фрэнка Писарро. Он обрадовался, что их нет.

Открыв дверь, Райан первым делом увидел свое собственное изображение, вырезанное из "Фри пресс" и пришпиленное к стенке между фотографиями Эла Кейлина и Тони Олива: он с битой в руках, а Луис Камачо на земле. Надпись под фото гласила: "Сезонный рабочий после скандала избил бригадира". Далее шел текст:

«В результате расхождения во мнениях Джек К. Райан поскандалил с Луисом Камачо, руководителем бригады сезонных сборщиков огурцов из Техаса, работающих в этом месяце на полях Мичигана. Луис Камачо был госпитализирован. Райан задержан по обвинению в преступном нападении и ожидает следствия».

Еще там что-то было про какого-то типа, снимавшего кино и случайно оказавшегося на месте происшествия, но он не дочитал до конца, стащил с себя рубашку, подошел к своей койке. Его мыло и безопасная бритва лежали на полке. Он взял их одной рукой, перебросил через плечо полотенце и снова вышел.

Пикап все еще стоял на дороге, а Боб-младший, выбравшись из него, маячил у водительской дверцы темно-зеленого "линкольна" с откидным верхом. Раньше Райан никогда не видел этот автомобиль так близко. Он всегда проезжал лишь вдалеке, а за ним вздымался шлейф пыли. Тогда сборщики распрямлялись над огуречными грядками и кто-нибудь говорил: "Вон едет мистер Ритчи".

И все долго смотрели ему вслед, пока темно-зеленая машина не исчезала из виду.