— Ты ешь! — подсовывал пирожки, огурцы, сало. — Бухнем малость? — достал из-под сиденья бутылку водки.
— Нет. Я не хочу.
— Давай дерябнем!
— Нет, Макарыч. Вовсе отвык я от водяры.
— А что? Разве черти на том свете не квасят? Иль ты с бабой-ягой в напарниках пахал? А она, сука, зажимала буханье, чтоб под балдой с курса не сбиться? Я ж и не знал, как ты столько лет с кикиморой жил? Ну и терпенье у тебя! Высказал я ей все свои аргументы. Назвал родным именем. Она, стерва, за эту правду чуть зубами в мою жопу не вцепилась. Ох и визжала, воняла на весь подъезд! Я ей за тебя живого отплатил. За все твои муки с ней. Она до конца жизни должна вприскочку бегать после моих комплиментов. И на себя в зеркало плевать до гробовой доски!
— В Америку собралась теперь. Вместе с сыном и дочкой. Насовсем! Заявление подали на выезд! — хмыкнул Николай.
— Мать твою! Там что? Все есть! А вот ведьмы в дефиците? Иль своих мандавошек не хватает? Не развели? Иль они сбесились с жиру? За что решили мужиков наказать? На нее без защитных очков глядеть нельзя. Враз все откажет! У меня для тебя, Колька, подарок имеется! Я бабу одну приглядел. В Самаре!
— Из своих, бывших? Поделиться хочешь?
— Не трогал! Не успел. Времени в обрез! Но баба — смак! Вся из себя! Цимес! С такой не простынешь и на Колыме!
— Иди ты, знаешь куда!
— Не бухти! Шучу. Но баба! Кругом шестнадцать! Все при ней! Вот доберемся до Самары, там тебя и познакомлю! Знатная мамзель. А ту мымру, кикимору болотную, гони взашей! Мы с тобой еще погуляем! — хлопнул по плечу и спросил: — С кем пахать будешь?
— Кого дашь! С тем и сдышусь! — сразу согласился Николай, добавив, что ему еще нужно увидеться с внуками. — Сыну обещал. Надо слово сдержать!
— Тогда паши тут за меня. Сдай груз. Тебе тут на неделю работы. Завтра еще машины придут. Столько же! Женька пусть подождет тебя. Когда с последней машиной управишься, поедешь в Тулу. Путевки оформишь, как положено. Документы тебе передам.
— Погоди. Я еще в себя не пришел.
— В дороге скорей очухаешься! А Женьке вякни, встречу, взыщу за треп. Я тут уже два дня. За грузом опаздываем. Заказчик попался клевый, упускать нельзя. Нынче глянешь документы, разберешься.<style name="5Sylfaen8pt1pt">Я тебедоверенность оформлю. Ну что? Уломался? Хиляем к китайцам. Им с тобой кайфово будет. У меня терпенья нет! Кстати, возьми башли, чтоб на все расходы имел, — достал деньги и, отсчитав, дал Николаю.
Всю ночь просидел Калягин в гостинице, в номере Макарыча. Изучил документы, наговорился досыта, забыл об обещании, данном Павлу, вернуться домой. И утром, встретившись с сыном, сказал:
— Возвращаюсь к Макарычу. Снова буду работать экспедитором на фуре.
— Я так и знал. А ведь хотел тебя в свою фирму взять. Вместе бы работали…
— Не могу. Не подхожу по анкетным данным. У меня судимости. А твои иностранцы — народ привередливый. Не сможем сработаться, — усмехнулся криво.
— Зачем язвишь? До какого-то решения могли бы вместе жить и работать. Неужели мы так противны тебе, что не терпишь нас больше нескольких часов? Выходит, мать права! У тебя и впрямь аллергия к семейной жизни.
— Тебе ли, вам ли о том говорить? Для вас эта оттяжка — лишь дань вежливости. А мне муки на всю оставшуюся жизнь. Зачем и за что? Или мало досталось?
— Ты не хочешь увидеть внуков?
— Нет, ты не прав! Я буду здесь неделю. Специально для этого выпросил ее у Макарыча. Обязательно встречусь с твоей семьей. Впервые и напоследок…
— Почему?
— Вы уедете! И мы расстанемся навсегда. А и я не скоро попаду в Красноярск. |