Королевские телохранители вывели меня из покоев и снова повели по переходам и лестницам, только теперь меня не сопровождали, а конвоировали, держа в руках мечи. Стоило нам только начать спускаться в подвал по широкой каменной лестнице, как в нос ударил специфический запах тюрьмы.

«Ну, прямо как на моей прежней работе», – подумал я, когда мы шли по тюремному коридору, причем это был не юмор, так как смешно мне не было, а просто констатация факта. Горящие факелы на стенах, тюремщики, стража, вонь, крики и вопли заключенных.

На полу камеры, куда меня втолкнули, лежали остатки гнилой соломы, а от стен тянуло тяжелым запахом человеческих нечистот и сыростью. В темноте вдоль стены, шурша, пробежала крыса. Стараясь не обращать внимания на крики надсмотрщиков и вопли заключенных, я попытался понять, что же все-таки произошло.

«Вроде все шло хорошо. И Оливье сумел угодить, и священник в мою пользу высказался. А вот король… Может, он подвержен вспышкам гнева? Или приступам подозрительности? Или тут дело в самом Вателе?»

Спустя какое-то время я понял бессмысленность своих попыток, после чего нагреб соломы в одно место и попытался уснуть. Спал отвратительно, урывками, мучили кошмары. Сначала дико орал какой-то заключенный. Я слышал, как тюремщики пытались его урезонить, а когда не помогло, взялись за дубинки, потом, когда удалось заснуть, неожиданно, чуть ли не над самым ухом, раздался резкий и частый стук. Оказалось, что это провел по металлическим прутьям решетки тюремщик своей деревянной дубинкой. Увидев, что я проснулся, он довольно оскалился и пошел дальше. Уже под самое утро приснился кошмар с пытками и виселицей, заставив меня проснуться в холодном поту.

Несмотря на пословицу «утро вечера мудренее», новых мыслей по поводу вчерашнего приема у короля у меня не появилось. Оставалось только ждать, чем все это кончится, а чтобы отвлечься, начал составлять мнение о короле и его советниках. Впрочем, долго углубляться в анализ мне не дали, так как со стороны входа в тюрьму послышался шум.

«Еще одного пленника приволокли? Или еду с кухни несут?»

Не успел я так подумать, как раздались приближающиеся шаги нескольких людей и негромкий лязг железа.

– Здесь он, сударь! Здесь! – раздался чей-то испуганный голос. – Так вот он, я же говорил!

На меня упал свет от двух факелов. Один из них держал тюремщик, другой – один из солдат, но хуже всего было то, что прямо перед решеткой вместе со своими людьми стоял Жильбер Гошье, собственной персоной.

«Неужели меня все-таки отдали этому живодеру?! Закончить жизнь в камере пыток?! Нет! Только не это!»

От этих мыслей отдавало паникой, сердце дрогнуло и сильно застучало, словно пыталось вырваться из груди. Ощущение собственного бессилия и неотвратимости жестокой смерти чуть было не накрыло меня с головой, вот только падать на колени и молить о пощаде я не собирался.

– Теперь ты мой, дьявольское отродье! – подойдя к решетке, заорал заместитель прево. – Сын шлюхи! Я выпотрошу тебя, как зайца! Поджарю твои яйца на угольях! Ты меня еще будешь молить о смерти, тварь!

«Почему так получилось?!» – но ответа у меня на этот вопрос не было, впрочем, как и времени, которого, похоже, осталось совсем немного.

Расклад был паршивый. Четыре меча, да и надзиратель, который в стороне не останется. Для меня это было слишком много, да и куда тут бежать.

– Тюремщик, открывай камеру!

Раздался металлический лязг, и дверь распахнулась. Надзиратель отошел в сторону и поднял повыше факел.

– Живо выходи, крыса тюремная! – заорал Гошье.

– Не хочу. Мне здесь больше нравится.

У тюремщика от моего заявления даже рот от удивления раскрылся, а солдаты, наоборот, стали весело ухмыляться.