Еще за неделю до присяги Груневу вручили оружие. Его из рук в руки передал уходивший в запас автоматчик Кундыбаев.

— Хороши оружи, верны, — сказал он.

…С вечера, накануне присяги, Грунев пришил свежий подворотничок, надраил пуговицы и сапоги.

Спал он беспокойно, все мерещилось, что перепутал слова присяги.

Утром, перед тем, как идти на площадь, успел просмотреть газету: обнаружили новые месторождения нефти в Тюменской области… Шли сражения в Ольстере… Строили злые козни греческая хунта и ЦРУ… Росла Асуанская плотина… Наша страна готовилась к ленинскому юбилею…

Кругом бурлила страстная, напряженная, сложная жизнь. И он оказался в эпицентре: вот идет принимать присягу.

…Полк выстроился у мемориала, неподалеку от Дома офицеров.

Груневу виден на постаменте танк с вмятиной в боку от снаряда. Танк в сорок третьем году участвовал в освобождении города. В орудийное дуло сейчас кто-то вложил красную гвоздику.

Горел Вечный огонь. Трепетало на ветру развернутое знамя полка. Торжественно глядело высокое синее небо. Полукругом стояли рабочие с завода, школьники, ветераны Отечественной войны при всех наградах, нарядные девушки из педагогического института.

Печатая шаг, Владлен подошел по вызову к одному из столиков, где лежал текст присяги.

— Рядовой Грунев прибыл для принятия военной присяги.

Командир роты вручил ему текст.

«Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, — громко, на всю площадь, начал читать Владлен, — вступая в ряды Вооруженных Сил, принимаю присягу и торжественно клянусь…»

Грунев поставил подпись на листе. Командир роты пожал его руку.

И в это время одна из студенток — круглоглазая, маленькая — подбежала к нему, глядя снизу вверх, и, зардевшись, подала цветы. Рукой, свободной от автомата, Владлен неловко взял их, сказал тихо, стесненно:

— Спасибо.

Уже возвратясь с цветами в строй, он увидел, как студентка что-то защебетала своим подружкам, и те стали весело поглядывать на Грунева. Может быть, потому, что правофланговый…

От строя отделился Дроздов…

Когда все новобранцы, а их было человек сорок, приняли присягу и тоже получили цветы, раздался голос подполковника Ковалева:

— Молодым солдатам возложить цветы на могилу павших героев!

Грунев с остальными положил цветы на плиты с высеченными именами погибших в гражданскую и Отечественную войны и вернулся в строй.

Оркестр заиграл Гимн.

— К торжественному маршу! — подал команду подполковник, когда звуки Гимна умолкли.

…Грунев прошелся вдоль стены склада. Вгляделся в темноту. Нет, все спокойно.

«Вот, если бы та девчонка, из пединститута, увидела меня сейчас. Только не с этими опущенными наушниками… С ними походишь на мокрую курицу».

Он решил, что, в конце концов, это его личное дело — оставить опущенными клапаны, как называет их сержант, или поднять.

Подняв наушники, Владлен, как научил его Дроздов, закрутил, а не завязал, и подвернул тесемки на макушке. Теперь совсем другой, бравый вид. Теперь пусть та девчонка смотрит.

Правда, мороз сразу же хватанул за уши, но это пустяки.

Перед тем как идти в караул, Владлен схлестнулся с Дроздовым.

— Смелый — это кто сидит на бочке с бензином и курит, — сказал Дроздов.

— Это лихач, лезущий на рожон, — возразил Грунев.

— Не тебе, Спиноза, судить!

— Нет, мне, — оскорбился Грунев. — Надо научиться разумной храбрости, подавлять страх…

Сейчас, вспоминая этот спор, Владлен решил, что все же он дал правильный ответ.