Остановившись у нужного дома, Уинсом нажала кнопку звонка. Дверь открылась, и в проеме возник сурового вида полисмен. При виде Уинсом он попытался скрыть удивление, однако безуспешно. Они прошли в гостиную. Женщина, слишком молодая, чтобы принять ее за мать убитой девушки, сидела в комнате, неподвижно глядя в пространство.

– Миссис Дэниэлс? – обратилась к ней Уинсом.

– Маккарти, – поправила женщина, поднимая на нее наполненные слезами голубые глаза. – Донна Маккарти. Но Джефф Дэниэлс мой муж. Я сохранила девичью фамилию из… профессиональных соображений. Я уже сказала констеблю, что Джеффа сейчас нет дома, он уехал по делам.

Уинсом представилась и с удовлетворением отметила про себя, что ее внешность не вызвала у Донны Маккарти ни удивления, ни насмешки.

– Это правда, то, что он рассказал мне? О нашей Хейли? – Слезы потекли по щекам миссис Маккарти.

– Боюсь, что да, – ответила Уинсом, доставая переданный ей Бэнксом пластиковый пакет с записной книжкой убитой. – Вы можете подтвердить, что это записная книжка вашей дочери?

Донна Маккарти внимательно посмотрела на тисненую кожаную обложку, и слезы хлынули с новой силой.

– Хейли ведь на самом‑то деле не моя дочь. – Она приложила ко рту носовой платок, и голос звучал глухо. – Я вторая жена Джеффа. Мать Хейли ушла от них двенадцать лет назад, а женаты мы восемь.

– Понятно. – Уинсом сделала пометку в блокноте. – Но вы можете с уверенностью подтвердить, что эта записная книжка принадлежала Хейли Дэниэлс?

Донна пожала плечами и спросила:

– А могу я заглянуть внутрь?

– Боюсь, что вам нельзя дотрагиваться до нее, – сочувственно ответила Уинсом. – Давайте сделаем так. – Она достала резиновые перчатки, которые на всякий случай захватила с собой, наклонила пакет так, что книжка выпала ей в руку, перевернула обложку и показала форзац Донне. – Это почерк Хейли?

Донна Маккарти, снова прижав платок к лицу, утвердительно кивнула. Уинсом перелистнула несколько страниц, показывая их Донне, а та продолжала кивать. Уинсом убрала книжку в пакет, сняла перчатки и села, скрестив перед собой ноги в промокших джинсах.

– Не угостят ли меня здесь чаем? – обратилась она к полицейскому.

Во взгляде констебля явственно читался вопрос: пристало ли такому человеку, как он, прислуживать чернокожей женщине, даже если она детектив и в одном с ним чине? После секундного размышления он повернулся и вышел, по всей вероятности на кухню. Жалкий ублюдок, подумала Уинсом и положила ладонь на руку женщины.

– Простите, – негромко произнесла она. – Мне нужно задать вам несколько вопросов.

Донна Маккарти выдавила дрожащую улыбку:

– Конечно, я же все понимаю.

Сидя в уголке широкой софы, Маккарти выглядела жалкой и беззащитной, однако Уинсом, рассматривая ее раньше, отметила, что плечи и руки у нее мускулистые и хорошо развитые. У приемной матери Хейли были светло‑синие глаза и коротко стриженные светло‑каштановые волосы; простая повседневная одежда – джинсы и белая футболка, плотно облегающая небольшие крепкие груди. Между краем футболки и джинсами оставался зазор шириной примерно в дюйм, демонстрирующий плоский живот.

– А у вас есть недавние фотографии Хейли? – спросила Уинсом.

Донна Маккарти, встав с дивана и порывшись в ящике комода, протянула ей фотографию молодой девушки, стоящей на рыночной площади.

– Она снималась примерно месяц назад, – пояснила Донна.

– Могу я взять этот снимок на время?

– Да, но я бы хотела получить его обратно.